С первым жильцом дома №40 по улице Исаковского мы познакомились, когда спускались с горки к подъезду.

Падал лёгкий белый снежок, было тихо-тихо, как бывает зимой только в деревне. И во всём этом морозном великолепии невысокий мужичок в шлёпках и трениках, перешёл через двор и вывернул в овраг рядом с домом мусорное ведро. На минуточку, в Рачевский овраг, про который слышали даже те, кто уже десять лет не смотрит телевизор.

Наши глаза вылезли из орбит, всё-таки мы живём в век, когда некоторые практикуют даже раздельный сбор мусора. Наверное, мы так бы и застыли на этой дороге в размышлениях об увиденном, если бы не спешили в гости к жильцам этого дома, чтобы записать их истории, о том, как здесь живётся, и как живётся вообще.

Кстати, не ругайте этого человека с мусорным ведром, поверьте, на тот его поступок были свои причины, о которых вы скоро узнаете.

Дом №40 находится в историческом центре города, на улице Исаковского. Ему не больше ста лет, но при этом никто не знает точно, каков возраст старичка.

Сделанный из дерева, окрашенного в цвет хорошего выдержанного вина, трёхэтажный дом помнит прошлое, борется вместе со своими жильцами за настоящее и слегка неуверенно смотрит в будущее.

Давайте вместе войдём в деревянный подъезд, познакомимся с его жильцами и послушаем их истории.

Перед тем, как превратиться в жилой, дом №40 несколько десятилетий был административным зданием.

В доме до сих пор живёт женщина, ставшая одной из его первых жильцов. Это – Любовь Павловна Зеленкова, 1955 г.р., чья семья живёт здесь уже в четвёртом поколении.

Из воспоминаний Любови Павловны, проживающей в доме с 1958 года:

«Не знаю, какого года точно дом. Моя мама говорила, что 1928-го или 1929-го. В доме находилось Статуправление. Мама сюда почту носила, а папа – работал, когда его после контузии отправили с фронта домой. Мне было три года, когда отцу и другим работникам Статуправления дали в этом доме комнаты, это тринадцать лет прошло после войны. А Статуправление переехало на улицу Карла Маркса. До этого родители с нами жили в комнате в 9 квадратных метров. А тут дали комнату 17 метров!

Дом не послевоенный точно, и вряд ли его строили немцы. Знаете, есть альбом «Смоленск в оккупации», так вот, там есть фото нашего дома 1942-го года. На фото немцы, телега и крепостная стена за домом, а рядом других домов не было, голое поле. Соседний дом на Исаковского, 42, похожий на наш, построили гораздо позже, по-моему, в 1951 году.

И помню, как-то сюда женщина, бабушка, приходила с внучкой. И рассказывала девочке, что здесь до Статуправления то ли лазарет, то ли госпиталь был, больница какая-то.

Ров рядом с домом ещё долго был с деревянными кольями против танков. А уже после войны здесь понастроили кучу бараков и частных домов.

Частные дома были везде, в основном, одноэтажные. И через дорогу напротив, в рощице ближе к крепостной стене, и там, где сейчас стоят кирпичные здания с офисами выше по дороге, и ниже по склону.

Какие были страшные бараки в овраге! Там ещё стояли большие высокие сараи, с которых дети прыгали в снег. Я только один раз там была с другими детьми. Не знаю, как там жили люди, какие-то там мостки были, всё как будто висело в воздухе. Как там ходили, вниз, вверх? Никаких дорог, сараи и огороды – всё на склонах. Потом всё это посносили. Но ещё до сих пор каменные фундаменты остались. Их хорошо видно, когда снег сходит».

Дом №40 на улице Исаковского уцелел во время Великой Отечественной войны каким-то чудом. Известно, что почти все дома на этой улице сгорели или были разрушены.

Напротив дома ближе к крепостной стене когда-то стоял его брат-близнец. Такого типа деревянные рубленные из леса, обшитые сверху досками дома, можно найти и на фотографиях военного времени на Воскресенской горе Смоленска (сейчас это район улицы Войкова). Это были своего рода типовые проекты деревянного зодчества самого начала становления Советской Республики.

Сама же улица Исаковского существовала ещё в XVIII веке. Только называлась она Потёмкина в честь городского головы Д.П. Потёмкина. Это были земли офицерской слободы. Ещё улица была Музейной, после революции стала называться Краснознаменной, а в 1971 году была переименована в Исаковского.

Как удалось выяснить, дом этот сначала был нежилой. В комнатах были кабинеты, а на улице напротив подъездов стояли огромные деревянные гаражи с засовами для грузовых машин. Рядом с гаражами стояли бревенчатые конюшни, построенные немцами.

Кабинеты отдали под комнаты, гаражи снесли. На их месте сделали деревянные сараи под дрова для жильцов. Между конюшнями и сараями поставили деревянный туалет на три посадочных места. На улице стояла колонка, где можно было набрать воды, чтобы умыться, постирать, приготовить поесть.

В дом въехало очень много и очень разных людей. В послевоенное время в городе остро стоял вопрос с жильём, многие рады были просто комнате, большую часть которой, как правило, занимали кровати для родителей и детей. Жили тесно, но дружно, в доме с печным отоплением, без водопровода и с туалетом на улице.

Из воспоминаний Любови Павловны:

«Весь третий этаж в нашем доме отдали под комнаты сотрудникам управления образования. Такие важные ходили. И особо образования никакого по тем временам не было, после войны. В то время закончил какие-нибудь курсы – и уже грамотный и важный человек. Вот, в квартире над нами, кухню перенесли в коридор, так как Дарья Тимофеевна из управления решила, что будет занимать две комнаты.

Когда начали строить хрущёвки на Шевченко, а нам из окна через ров как раз видно было эти новые дома, то весь третий этаж очень быстро туда переехал в отдельные квартиры.
Мы так им завидовали... А уже позже сходили в гости, посмотрели, какие малюсенькие у них кухоньки и низкие потолки, квартиры-коробочки без индивидуального отопления и завидовать перестали. У нас-то здесь и кухня 10 метров квадратных, и потолки 2,80 м.

На нашей же лестничной площадке, в соседнем блоке, жила семья евреев, отца звали Израиль Львович Чёрный. Это была единственная семья в доме, у которой сразу было две комнаты. У них была домработница – Паша. Отец был кожно-венерическим врачом в диспансере, когда тот ещё был здесь, недалеко. Шикарный был врач, умница и семья была такая. И жена его работала врачом, но в женской консультации. Потом они уехали. Дочки его тоже стали врачами. Но такая семья была всего одна.

А вот соседний дом №42 между собой называли еврейским, потому что там жило много евреев. Как какой-нибудь ребёнок прибегал оттуда с нами играть, то фамилия у него то Зильбельборт, то ещё какая-нибудь на еврейский манер.

В нашем доме тогда одних детей было человек 30 только, так как в каждой комнате жила семья.

Через дорогу стоял дом моего друга Лёньки. «Лентипуп-зеленый пуп» мы его звали. Целыми днями были на улице. И во что только не играли!

Играли в «колдунчиков», в прятки, в «штандер», «выше ноги от земли», «третий лишний», «море волнуется раз». Как играли в колдунчиков? Кто-нибудь из нас ставил руку ладонью вниз, а остальные дети ставили пальцы под ладонь. И водящий говорил: «Папа, мама, жаба цап!» и пытался поймать чей-нибудь палец. Кто не успел пальцы выдернуть и кого схватили за палец, становился водящим.

Там, где сейчас у нас огороды, росли лопухи огромные, прятались там, бывает ползёшь, а лопухи трясутся, видно всё. Мел копали за сараями и ели его.

В штандер играли так: чертится круг, все в него становятся. Водящий кидает мяч вверх, ловит и кричит: «Штандер!». А остальные в это время разбегаются. И вот когда крикнул «штандер», все должны остановиться там, где услышали это слово. А он того, кто ближе, должен мячом высечь.

С доктором Чёрным на подселении жила соседка Зоя, такая интеллигентная женщина, типа Раневской, высокая, с перманентом, красилась всегда. Выйдет, бывало, на крыльцо в атласном таком халате в пол, покурит.

А вообще на нашем этаже уже жили в основном люди попроще. Простые клерки, работяги с заводов, в соседней комнате, например, жила семья, родители работали на чулочной фабрике. Прибалты жили, Вилен (от Владимир Ильич Ленин имя) и его брат, они с нами не водились.

На первом этаже жили глухонемые, у них у первых появился телевизор, малюсенький такой. Раньше ж только радио у всех было. Оно никогда не выключалось. В 6 утра играл гимн, все просыпались, собирались на работу, а на ночь оно само отключалось.

И когда Гагарин полетел в космос, эти соседи с первого этажа открыли окна, включили единственный на весь дом телевизор, тепло было, и мы, дети все, стояли и смотрели через окошки, как Гагарин шёл по этой дорожке. Хорошие были люди, и дети у них разговаривали, а они нет».

Дом №40 был в начале своего существования в качестве жилого как перевалочный пункт для многих семей. Одни выезжали, другие въезжали, расширялись, когда освобождалась комната, опять выезжали, когда им от завода или фабрики давали квартиру. Дети росли и становились взрослыми. Выходили замуж, женились, разводились, уезжали, приезжали обратно, у них появлялись свои дети.

Оказывается, в доме 40 по улице Исаковского в 1962 году уже был капитальный ремонт. Что же из себя представлял капремонт советского времени?

Из воспоминаний Любови Павловны:

«Перед тем, как начать ремонт, на горке, где сейчас огород и стоит парник, построили деревянные сараи буквой П. Нас всех, каждую семью со всем скарбом выселили в отдельную клетушку в сарае.

Было лето, я как раз собиралась осенью пойти в первый класс. Ремонт делали три месяца, и всё это время мы жили в сараях. А лето тогда было не такое, как сейчас. Лето всегда было тёплое. В огороде всё росло без плёнки. Помню ещё, что соседка тётя Галя, она была тогда девчонкой чуть постарше, учила меня читать прямо на улице.

Перестелили полы, поклеили обои, потолки, и мы въехали в уже чистые свои же комнаты. Но ни воду, ни газ тогда так и не провели. Всё это мы делали сами, всего добивались сами».

Как это, жить в доме без элементарных для современного человека условий?

Вспоминает Любовь Павловна:

«В каждой комнате стояла высокая печь, изразцовая. Изразцы были глиняные, полые, красивые, с разными рисунками, где-то были кувшины нарисованы, где-то человек и овцы, и другие рисунки. Когда печи разбирали, после того как сделали газовое отопление, дети ещё долго с плитками играли, рисовали на них.

Печь зимой топили два раза в день. Покупали кильку на пилораме. Во дворе же пилили, кололи. Хранили дрова в деревянных сараях на улице.

Из конюшен тоже были сделаны сараи, стойла дверьми закрыли, а до крыши стены не перегородили. Можно было из сарая в сарай перелезть через верх. Но никто не лазал, не воровал, а замки не у всех висели.

Как деревянные сараи и туалеты разрушились, вместо них нам построили уже каменные двухэтажные сараи, которые и сейчас стоят, и каменные туалеты на два посадочных места. Зимой в туалетах нарастали «сталагмиты», сами понимаете. Вообще, в эти уличные туалеты многие дети боялись ходить. Рядом с туалетом была кирпичная яма с крышкой для мусора, не то, что сейчас у нас творится. А власть менялась, за туалетом и мусорной ямой никто не смотрел, они и развалились.

Соседи держали коз в деревянной пристройке к сараям. А когда у них появился гараж, козы перешли жить в него. И мы держали поросёнка, но другие люди его пристроили. Даже пятнадцать лет назад ещё рядом с крепостной стеной можно было увидеть пасущихся телят, коров, коз и гусей, с Зелёного ручья люди пасли.

На кухне у каждой семьи стоял керогаз – аппарат с горелкой посередине, на котором готовили. На перекрестке Чаплина и Исаковского была керосиновая лавка, туда мать нас посылала за керосином, мылом, там ещё всё хозяйственное было в этой лавке. Приезжала машина, керосин наливала. А продавец разливал керосин нам по бидонам узким таким цилиндром с длинной ручкой. Пока несли его обратно домой, нюхали этот керосин.

Вокруг дома везде росла сирень. Там, где сейчас растут клёны, росли вишни, мы лазали на них. На горке, где сейчас огород, тоже росли вишни и сливы. И под одной огромной сливой стоял столик и лавки, мужики их сделали, выходили вечером во двор, играли там.

Кстати, и ров начинался гораздо дальше. За канализационным колодцем, там, где сейчас выгребная яма, был пологий склон, росли липы, были огороды, мы часто там загорали, никуда ходить не надо было. Но всё уехало в овраг. За сараями было несколько гаражей, тоже в овраг отправились. Ров постоянно осыпается. Особенно, когда идёт дождь.

Нам ливнёвку выше на дороге сделали, но ливнёвку мы чистим сами, снимаем решётки, потому что она постоянно забивается, а никто не прочищает. Которые едут на машинах, нас ругают, но нам чистить надо, иначе всё будет литься во двор. А до ливнёвки в сильный дождь всё стекало к нам во двор, из подъезда было не выйти, море от сарая до крыльца, в сараи заливалось. Часто ещё сверху по дороге, напротив клиники, люк прорывало, и вся эта вода текла к нам, иногда людям не перейти было зимой дорогу, потому что лился сплошной поток кипятка по щиколотку высотой.
Чтобы посуду помыть, воду в дом вёдрами приносили с колонки, и постирать – тоже. Бельё сушили на улице или на чердаке, редко в доме. Полоскали бельё около колонки. Зимой в двух перчатках: сначала тёплые, потом резиновые сверху. Пополощешь пеленки, повесишь, они заколеют, домой принесешь, на общую кухню. Пока домой придёшь, руки уже не действуют. Мамочка… Мама бельё развесит, что домой принесла, а я отхожу.

А мыться ходили в баню «Под липками», и детей своих я водила в баню с восьми месяцев. Эту баню строили ещё немцы, была она там, где недавно построили башню-свечку, которую видно из любого района города. Там раньше липы росли, вот её и прозвали баня «Под липками», хорошая была баня.

Воду и отопление сделали в доме практически в одно время, в 1985 году. Мы сами ходили, моя мама ходила, соседка ходила, и добивались, чтобы нам провели газовое отопление. Сами прокопали траншею от Чаплина до нашего дома для трубы. По 25 рублей платила каждая семья, чтобы нанять трактор. Сразу решили сделать и канализацию, пока весь двор был перекопан. Только сделали, как общий туалет на улице сам развалился. Он был кирпичный, мог бы и дольше простоять, но уехал в овраг, осталась от него груда кирпичей, хорошо хоть никого в нём в тот момент не было. Но не все успели туалет оборудовать дома.

Уборщиц в доме в те времена не было. Каждая семья дежурила неделю по подъезду, подметали и в конце недели мыли с верхнего этажа по нижний. А так нет у нас уборщицы, кто за эти копейки пойдет убирать? Я сама подметаю от своего этажа до первого, мою.

Но я никуда отсюда не хочу. В окна всегда красота, овраг весь зелёный, а осенью всё разноцветное. Индивидуальное отопление в квартирах. Спросите в нашем доме, кто куда хочет? Никто никуда отсюда не хочет.

Вот улицу 8 Марта начали расселять, на ней моя знакомая бабушка жила восьмидесяти лет, так после того, как её переселили на Королёвку, она всё равно сюда приезжала, говорила мне: «Никак не могу там привыкнуть...» Прикипают люди к дому. У нас кто хотел, тот уехал».

Любовь Павловна двадцать семь лет проработала воспитателем в детском саду. А как ушла на пенсию, стала работать частной няней. Любит путешествовать. У неё трое детей и четверо внуков, которых она часто балует вкусной кулинарией.

Один из внуков, Ярослав, тоже дал нам интервью:

«Больше всего люблю гулять с папой и собакой на зелёной горке рядом с крепостной стеной»

В доме по Исаковского, 40 живёт уже 38 лет ещё одна интересная семья Казаковых. Оба супруга, Владимир Иванович и Татьяна Фёдоровна, более 20 лет служили в пожарной части.

Сейчас они на пенсии, но также продолжают активную жизнь, работают, летом ездят на дачу, помогают детям.

Татьяна Фёдоровна: «Я работала на 01, диспетчером. Работа сложная, конечно, вся информация со всей Смоленской области стекалась к нам. Звонят и в панике, и балуются дети, звонили больные, которым нужны интимные услуги по телефону. Линия-то бесплатная. И женский голос с другой стороны. Бывали ситуации, что они нам вообще не давали работать. А чтобы их вычислить нужно долго слушать и разговаривать с ним. Но это ж невозможно долго с ними разговаривать! Как-то поймали одного в автомате, но он больной был, привозили к нам даже его, в диспетчерскую. Молодой парень...

Муж был пожарным, имеет медаль за отвагу на пожаре, которую ему и ещё двум пожарным дали за спасение людей из горящего дома. Участвовал в первой чеченской кампании в 95-96 году, провёл там три месяца, охранял главный штаб в Грозном, от пожарки отправили.

Мы живём на цокольном этаже. Цокольный этаж же нежилым помещением считается, сейчас уже так не заселяют. Много-много лет назад эти комнаты принадлежали организации «Автодор», которая их отдала под жильё своим рабочим, причём неофициально. Мужу дали здесь комнату. А потом «Автодор» отдал эти помещения администрации, и мы здесь некоторое время жили даже без ордера».

Единственный пожар на ул. Исаковского случился именно в квартире пожарных, когда она ещё была коммунальной.

Владимир Иванович: «Пришёл сосед «под этим делом», печь растопил, а заслонку закрыть забыл, печь-то в каждой комнате была своя. Пришли домой, смотрим, дым из-под двери валит. Пожарные приехали сразу, тут они рядом стоят, и потушили, залили всё. Но не спасли жильца, задохнулся».
Впрочем, это не единственный случай, когда профессия преследовала их прямо в квартире. Ещё один случай возник из-за того, что дом не ремонтировался 60 лет.

Продолжает рассказ Татьяна Фёдоровна:

«Сыпятся стены, кровля требует ремонта, в конце того года трубы предложили нам. Когда трубы разрушаются – это уже аварийная ситуация – вентиляция забивается и человек может угореть. У нашей семьи было отправление угарным газом из-за этого. Но по чистой случайности повезло, у нас внук здесь был маленький, ему год с лишним было. И мы обратили внимание, что его вырвало вечером, перед сном как раз. И тогда уже догадались.

Угарный газ ведь не пахнет ничем, ты просто ходишь, как в тумане. Газовиков вызывали, поехали в больницу, сами тяжело очень отходили. И потом муж стену пробивал, где вентиляция, смотрел. А сейчас они подделали трубы и сверху поставили крышки над ними. В нашем районе же много таких домов, с колонками, с таким отоплением и с разрушающимися трубами. А это очень опасно. Постоянно пишут про случаи, когда люди угорают так.

Застала я и стирку на улице, и как ещё в советское время газовое отопление проводили. Трактор мы сами нанимали, мужикам бутылку ставили, я картошки наварила, помню, тогда. Мы ходили в администрацию, просили, чтобы нам провели газ. Женщины в возрасте ходили и нас, кто помоложе, с собой брали.

Раньше ж никуда не отлучишься, когда у нас печки были. Её пока натопишь зимой, дым из трубы валит, морозы были ого-го крепкие какие. А как отопление сделали, даже не верилось, что ты идёшь куда-то, можешь прийти домой и у тебя всё равно в комнате будет тепло. Не надо тебе ни топить, ни дрова носить, ничего не надо делать. И столько времени уже свободного у тебя появляется!»

Владимир Иванович: «Раньше волейбольную сетку вешали прямо перед подъездами, с мужиками играли в волейбол, а зимой в хоккей. На лыжах здесь хорошо ходить. Люди постоянно приезжают, лыжня вдоль крепостной стены идёт. Зимой и с горки горнолыжники катаются там, ниже, а паркуются как раз перед нашим домом. Колонку сейчас «Горводоканал» обрезал, а раньше кто идёт отдыхать летом к крепостной стене, могли забежать, воды набрать. Из окна видим, как толпы экскурсий бегают рядом с крепостной стеной».

Татьяна Фёдоровна: «Там, где огороды, на горочке, там, где сливина растёт, у нас раньше под этой сливой стоял столик, и мы там вечером собирались и играли в карты. Всё время под этой сливой мы сидели. Сейчас как-то молодежь, если собирается, то обязательно надо выпить, матерятся. Раньше у нас такого не было, мы если собирались, то играли, просто разговаривали. Да, и сейчас как-то люди каждый больше в своих квартирах сидят, особенно зимой, а летом – на дачах.

Я отсюда никуда не хочу, лично я не хочу. А вот муж, если его поместить в четыре стены, на какой-нибудь девятый этаж, в коробку в многоэтажке, для него это смерти подобно. Здесь вон, куртку накинул, вышел на улицу, чем-то позанимался. У нас здесь есть кусочек огорода, сарай…»
Владимир по праздникам играет на гармони, играть научился сам. Полностью сам сделал ремонт в квартире, сделал свет на крыльце, сам же крыльцо ремонтирует. Татьяна Фёдоровна увлеклась алмазной мозаикой, сейчас выкладывает Николая Чудотворца.

Оба супруга в один голос твердят:
«Не хочется никуда отсюда уходить, и район хороший, и неплохо всё, как в деревне, и отопление индивидуальное. Может, молодёжь какая и хочет переехать, а мы – нет».

Четвероногий и лохматый жилец дома №40, который приблудился несколько лет назад, да так и остался. Точнее осталась. Собака по кличке Дуська

Про собаку рассказала нам Татьяна Казакова:

«Раньше Дуська жила на складе, а потом работники склада предложили её бывшим хозяевам: «Возьмёте собаку?» Сделали будку и привязь, но она не привычная, на складе же бегала, где хотела. Хозяева её жили в частном доме тут рядом. Дом продали, купили квартиру, а собаку куда, её не забрали, она осталась у нас во дворе, мы её кормим, приглядываем за ней. Хорошая собака, очень любит детей.

И чем Дуська ещё хороша – стерилизованная. Не будет своры здесь никакой. И с детьми играет, бегает за ними, однажды ушла с детьми и неделю её не было. И как раз по телевизору показывали репортаж, что жестоко убили собаку в центре города. Я залезла в интернет, в статье было написано только, что труп собаки отвезли на экспертизу на Краснофлотскую, я давай туда звонить, говорю, так и так, девочки, у нас пропала собака, прочитала, что к вам повезли на экспертизу.

Они и рассказали мне, что у них есть своя служба, которая отлавливает собак, привозит на Краснофлотскую, там собак стерилизуют, делают прививку от бешенства и выпускают через несколько дней туда же, где они были обнаружены. И они мне и говорят, хотите, приезжайте, посмотрите, может, здесь ваша собака и есть.

А на следующий день Дуся сама уже пришла, побитая, хвост опущенный, даже есть не хотела. До сих пор ходит хромает. Может, с другими собаками сцепилась или от людей досталось. Собак других не любит, а детей обожает. Муж, вот, тоже будку ей сделал, но не приучена она к будке…»

После перестройки стали приходить на Исаковского, 40 то одни люди, то другие и на дом посматривать.

Вспоминает Любовь Павловна Зеленкова:

«Тут у нас ходил товарищ, хотел между нашим домом и вот этим частным домом построить себе коттедж, где на горке у нас бельё сушится, парник стоит и детская площадка. Но от дома до дома должны соблюдаться нормы по расстояниям, поэтому ничего и не вышло. А то говорил нам: «Ой, что вы, тут ничего не уедет в овраг, я вот тут аккуратно построю. Чё вы?» - говорит. Но ров-то осыпается и осыпается.

Чего только не хотели здесь сделать, даже мост построить через Чёртов ров, чтоб соединить улицу Исаковского с улицей Энгельса.

Когда разрешили на первых этажах помещения отдавать под нежилое, Ветклиника была здесь на цокольном этаже и ещё какие-то организации. Так одна из фирм, что там ремонт делала, хотела здесь все квартиры выкупить. Собирали во дворе жильцов, предлагали. Но все сказали, что не хотят.

А одно время вместо наших домов 40 и 42 на Исаковского хотели построить заправку для автомобилей. Интересно, кто бы ездил сюда заправляться? Так что, к счастью или нет, но по нормам на автозаправку не хватило метров. И после этого снос дома перенесли на 5 лет, потом ещё на 5 и он всё время отодвигается.

Депутаты любят приезжать перед выборами. Не больше десяти лет назад поставили в подъезде окна и сделали детскую площадку, даже асфальтную крошку привозили. Но раскидывали и трамбовали её уже мужчины из дома. Много крошки посмыло, так как ливнёвка не успевает убирать дождевую воду, особенно, когда не чищена. Зато теперь за счет крошки нет такой грязи перед домом.

Но вот чего нам никак сделать не могут - это поставить мусорный контейнеры!»

Татьяна Фёдоровна Казакова:

«Мы очень сильно хотели бы, чтобы нам сделали мусорный контейнеры. У нас была раньше выгребная яма из кирпича с крышкой. Но она развалилась вместе с кирпичным туалетом. Потом «Жилищник» сделал что-то типа ямы из досок, но она тоже развалилась, так как приезжает трактор загружать в машину мусор, и ковшом всё ломает. Естественно, образовалась большая-большая яма.

Причём, чтобы ту деревянную мусорку построить, они вырвали последнее большое дерево, которое ров держало. И поехала земля. Теперь периодически приезжают, машинами ров засыпают.

И сказали нам бросать мусор в эту выгребную яму. Как наполняется опять приезжает трактор выгребает мусор и увозит. Они всё выгребают с землёй и выгребают, и яма уже очень больших размеров! А рядом колодец сливной, и мы боимся, чтобы он не разрушился. Надо эту выгребную яму срочно засыпать. Колодец мы делали за свой счёт, собирали деньги на кольца, нанимали людей, которые это делали, откачка за свой счёт.

Вот, например, СпецАТХ, которые мусор вывозят, сказали, что могут поставить нам контейнеры, но площадку под контейнеры они не делают, площадками занимается администрация города. Собирали подписи, у нас в том подъезде Юлька живёт, она молодец, как приехала, стала заниматься этими вопросами. И они зашевелились. Трубы на крыше сделали.

Мы уже определили даже место, где можно поставить контейнеры. Никому ничего не надо. Сколько лет бьёмся! А ведь хочется, чтобы сделали всё по-человечески. Фасад отремонтировали, контейнеры поставили».

В доме 40 по ул. Исаковского проживает довольно много молодых людей, у некоторых есть уже свои дети, кто-то ходит в садик, кто-то в школу. Наша история о жильцах дома была бы не полной, если бы мы не взяли интервью и у них.

Рассказывает Юлия Белянова, 1987 г.р., проживала в доме с рождения:

Я выросла здесь и с шестнадцати лет жила одна, мама уехала жить в деревню. И когда я была подростком и слушала на всю громкость Круга, центр врубала, Любовь Павловна приходила ко мне, в дверь стучала: «Юююляяяя!..» Или «Где мой сын!?.» - мы дружили, с её сыном Пашкой. У нас, подростков из этого дома, была своя квартира на первом этаже, мы называли её «камора», как мы любили там сидеть! На гитаре там играли, танцевали, отдыхали, а постарше стали, так поставили себе там турник, штанги тягали.

За все годы, пока я там жила, дом не видел не только ни одного капремонта, но и в принципе никакого ремонта. Потом я вышла замуж и уехала. И, в общем-то, за это время ничего не изменилось. В прошлом году мы расстались с мужем, и я вернулась сюда с двумя детьми, в руины.

Ремонт в старом доме – это огромный труд! Переделывали проводку. Хотели газовую колонку поставить для горячей воды, но сейчас газовщики не дают разрешение, чтобы поставить колонку, поменялись какие-то положения. Раньше было можно, а теперь – нет. Газовое отопление есть и было, а для горячей воды я купила бойлер.

Некоторые стены пришлось обшивать заново. Стены бревенчатые, пальцем на бревно нажимаешь, а там сыпется труха, насквозь палец проходит. Потому что за домом управляющая компания не смотрит. Крыша текла. Но какие-то люди решили, что не важно, что течёт крыша. Им говорили раз, два, пять… Я даже сажала в машину мастера и везла сюда, чтоб показать, что снег лежит под оторвавшемся куском железного листа, и когда оттепель, всё течет к нам.

А они пишут отписки! Я живу на третьем, последнем этаже. Электрики нам тогда отключили проводку, так как вода текла по стене, стена сгнила, так ещё страховая компания отказала в выплате, потому что я не смогла доказать, что в день, когда подала заявление, был дождь! Зимой! Какой дождь? Просто таял снег.

Я боюсь, что моим детям не достанется ничего. Вы представляете, что будет с домом через десять лет? А вы знаете, что такое спичка в этом доме? Ты не успеешь выпрыгнуть, не то, что взять какие-то вещи! Я поменяла себе проводку на медь. А кругом в доме старая алюминиевая проводка. Разбирали пол, когда ремонт делали, вы не представляете, что там! Я боюсь, что у меня рухнут перекрытия.

Трубы, вентиляционные, что на крыше. Добилась в прошлом году, чтоб отремонтировали по предписанию газовиков, их же не чистили десятилетиями! Не трубы, а «трешняк»! Дом перекошен, ни полы, ни стены не выровнять, что-то уже с фундаментом, наверное. Ведь срок службы бревенчатого дома – 50 лет! Капремонт нам всё время переносят и переносят, ещё лет пятнадцать назад висели на сайте администрации с капремонтом.

В доме должен был быть капремонт и в 2019 году, тогда они не успели. А в 2020 году приехали с фонда капремонта, посмотрели, сказали: «А что тут вообще можно отремонтировать?» И фонд организовал тендер на оценку состояния дома, подлежит он капремонту или нет. Его выиграл «Брянскземпроект» и в ноябре 2019 года дал заключение, что вроде 80% износ у дома и передали в январе эту бумажку в жилищную инспекцию.

Пишем, пишем, пишем, пишем… в управляющую компанию «Жилищник». И про свет в подъезде, и что улицы не чистят, и про выбитые окна, и никакого толка. У нас оказывается, и дворник есть, и уборщица, но мы их не видели, точнее, нет, видели, последний раз уборщица приходила летом. Да, так было всегда. Всё что в доме сделано, делают сами жильцы. Я и сама лестницу красила в подъезде, ещё до того, как замуж вышла.

На этой земле, как мне говорили, можно построить дом не выше четырех этажей, чтобы не закрывал крепостную стену, так что это не выгодно расселять всех из этого дома и строить тут новый жилой дом. А ещё остановилось всё это расселение, так как не хватает мощности городских коммуникаций. Ну и что, что они построят что-то новое? А на четвертом этаже воды не будет. Но чтобы гостиницу какую-нибудь небольшую построить, если коммуникации переложить, то место отличное для инвесторов.

Понятно, что людям постарше не хочется отсюда переезжать, им здесь удобно: центр города, огороды, сараи, гаражи у всех, всё рядом».

Даже несмотря на огромное количество проблем у этого дома, таких же, как и у многих старых домов Смоленска, есть в нём что-то неуловимое, что заставляет приезжать сюда писать картины художников, делать снимки фотографов.

Этот кусочек улицы Исаковского, как машина времени, способен погрузить человека в навсегда ускользающее прошлое.

Почему-то хочется закончить этот рассказ словами Юлии Беляновой:

«В нашей жизни очень много суеты, и, конечно, большой дом, многоквартирный, – это дом, в котором ты часто соседей, кроме как на своём этаже и не знаешь. Одного, двух, трёх, вероятно, с кем-то дружат дети, вероятно, с кем-то ходят в школу, и больше люди не общаются. В этом доме, в принципе, ну, мы, как такая большая семья. Все со своими характерами, конечно.

Несмотря на то, что дом и старый, и ветхий, есть ещё одна классная вещь здесь – посмотришь в окно, а у тебя настолько шикарная природа, крепостная стена. Ты просыпаешься не от шума. На Нормандии я жила, в новом доме, но там же жить невозможно, там же просто бесконечный поток машин, шух-шух-шух, это ж ненормально, не открыть окно.

А сюда переехала, я высыпаюсь. Просыпаешься и звон колоколов – Покровская церковь, Собор, мужской монастырь... Слушайте, окно открываешь, и с улицы льётся прохладный воздух, воздух!.. И звон колоколов!..»