Малоэтажный Смоленск
– Куда вы едете писать про дома? Там же одни бараки! О чём там вообще можно написать? – говорили нам не один раз ещё в самом начале работы над проектом «Истории смолян и их домов».

– Бараки? – как-то немного обидно за милые двухэтажные домики, летом утопающие в цветах, а зимой – в тишине. – И вовсе это не бараки!..

Если вам интересна история появления «бараков», если вы любите малоэтажную застройку, если заднепровские улицы Чернышевского и Радищева для вас связаны с воспоминаниями или просто симпатичны, то наше исследование для вас.

Мы расскажем вам историю постройки этих домиков, о том, как там живётся, что на самом деле бараки, а что нет, познакомим с жителями дома 16а по улице Чернышевского и их соседями.
«Вся наша деревня погорела в войну. И всю войну жили у беженцах... Деревню разбили, а мы убежали, некуда было деваться и мы пошли в деревню другую, которая неразбитая была, ну, они приняли. У них ещё с Белоруссии там жило две семьи. Некуда было деваться, приютили и всё.

Таких же много, как мы, было. А пришли, надо ж уходить. Потом в колхозном клубе жили. Двадцать человек! Это как в 1943 году освободили, с беженцев приехали сюда. И в колхозном клубе жили двадцать человек! Двадцать и всё! Это вообще какой-то кошмар, конечно. Посередине печка стояла, как заходишь в колхозный клуб. С одной стороны жила большая семья, человек десять их было что ли, а мы жили три семьи, и тут же стол стоял и канцелярия была, и тут же были собрания какие-то, у нас там постель стояла. Какая постель? Какая постель!? Если чуть сгорожено что ли. А накрываться чем? Ну, может какой немец сдох, так от него забрали эту, шинель или что ли. На этих шинелях. Ничего ж, ни постельного, ничего вообще не было, говорить нечего.

Мои дед с бабой до войны жили здесь внизу, как спускаешься перед Витебской шоссейной дорогой. На пригорочке стояла школа и дед был завхозом в этой школе. А когда война пришла, они уехали в деревню к каким-то родственникам.

В 45 году вернулись обратно. Дед работал на строительном заводе и там мог выписать какие-то доски и смог сделать хатку такую. И там нас жило девять человек в этой хатке. А потом уже в 56 году нам дали общежитие, устроенное из военных казарм, отданных под жильё. Мать работала на стройке и ей дали. В казарме кроме воды на кухне и лампочки ничего не было. Туалет на улице. По одной стороне было пять комнат и кухня, и по другой. Общий коридор мыли по очереди.

И комнаты были по восемь метров, перегорожены досточками, все эти керосинки... Сначала были примуса, потом керосинки, а потом керогазы и там уже три фитиля и больше можно было готовить.

А потом замуж вышла. И опять коммунальная квартира. Вот так вот! Потом дома эти строилися на Черняховского и Радищева. С нами в коммуналке жила женщина старая, работала на Покровке ухогорлоносом, и у неё единственный сын был, работал на железной дороге. И он строился здесь на Радищева вот этим методом горьким (горьковским).
Эти наши 8 домов, что от железной дороги, – это проекты белорусские. У каждой квартиры отдельный вход с улицы, удобно, не видишь никого.

В коммуналке мы жили на Витебском шоссе и чтоб сюда переехать, мы предложили обмен сыну этой женщины, квартира как раз трехкомнатная была. А потом же тоже ж, воды не было. За водой ходили через переезд на хлебокомбинат, там была колонка, или к школе, но туда редко, там плохо колонка работала. Туалет на улице тоже был, а жили на третьем этаже. И вот когда воду дали и запустили канализацию, тогда они поменялися. Они в 63 году на Радищева заселились, а мы в 65 с ними обменялись – они пошли к своей матери туда, а мы – сюда. А поменяться тоже тогда было трудно. Это она на железной дороге работала, поэтому быстро всё устроила, такая баба была ходовая.

А на Радищева, когда дома строились, сразу и туалет, и вода была».

- вспоминает Галина Алексеевна Чинкова, 1937 года рождения, проживает на улице Радищева с 1965 года.
Дома на Чернышевского и Радищева – это одни из первых домов советского периода, строительством которых государство пыталось быстро решить проблему расселения людей, потерявших свой дом в Великую Отечественную войну. Люди десятилетиями ютились семьями в одной комнатушке в жутких условиях, прежде чем получали квартиры, часто коммунальные.

Чтобы получить своё жильё, многим людям приходилось после работы идти на стройку и уже в качестве разнорабочих помогать строителям. Раствор носили, убирали. Этот метод строительства собственного жилья назывался горьковским. Хочешь квартиру быстрее – иди и строй её.

Если квартира была трёхкомнатной, какие, например, есть в доме 16а по ул. Чернышевского, то в одну из комнат подселяли какого-то одинокого человека, то есть квартира всё равно оставалась коммунальной. Уже не восьмиметровая комнатка, но всё ещё и не полностью своё отдельное жильё.
После войны в районе улицы Чернышевского и на соседних улицах вдоль Лавочкина не планировалось размещать никакие предприятия и крупные учреждения, поэтому застройка шла небольшими двухэтажными кирпичными домиками, а дальше за ними была усадебная застройка. Район выглядел очень уютным.

Улица Лавочкина, от которой отходят Чернышевского, Радищева и другие небольшие улочки, раньше называлась Шкляная гора (Скляная, Шклянная и другие варианты написания встречаются в архивных источниках). В Заднепровском районе это было очень распространённое название: было двенадцать Шкляных улиц и переулков, переименованных в 20-х годах в МОПРовские, Шкляный ручей.
Вид со Шкляной горы сегодня и восемьдесят лет назад
Но приблизительно в 60-е годы было принято решение о размещении в Смоленске военного зенитно-ракетного училища. Ударными темпами рядом начали строиться его корпуса и многоэтажки для военных. Появились новая школа №15, детские садики, гаражи, магазины. Жизнь в районе закипела.
Очень сложно на улицах Чернышевского и Радищева найти два совершенно одинаковых дома. Есть дома одноподъездные и двухподъездные. А есть двухэтажки, где у каждой квартиры свой отдельный вход с улицы – своего рода прототипы таунхаусов. Квартиры там располагаются друг над другом. У одних вход с первого этажа. А у других, как открываешь дверь, на второй этаж ведет лестница.

Но у первых таунхаусов очень быстро обнаружился и минус – люди прямо с улицы попадали в жилое помещение, а в мороз вместе с людьми попадал и холод. А если снегом дверь засыпет, то и не открыть. Ведь над дверью сначала были сделаны только небольшие навесы.

Из-за этого довольно быстро все квартиры в таунхаусах обзавелись пристроенными с улицы тамбурами. Поэтому так сложно на улице Радищева найти дома с двумя одинаковыми входами.
Атмосферные улицы Чернышевского и Радищева
При этом все дома в этом районе исключительно двухэтажные. Почему же строили именно двухэтажные, а не трёх- или одноэтажные домики, расскажем дальше.

Есть ещё одна интересная особенность у этих домов – это нумерация квартир. Почему-то квартиры пронумерованы справа налево, а не слева направо, как сейчас принято. Так что, если вам нужна квартира №1, ищите её в правой части дома.

Все двухэтажные дома по улицам Чернышевского и Радищева кирпичные, оштукатуренные снаружи. А внутренние стены покрыты деревянной дранкой.
Что же среди двухэтажных домов является бараками, а что – нет? И почему предпочтение отдавали строительству именно двухэтажек?

Время строительства двухэтажных домов чуть-чуть дольше, чем одноэтажных, но значительно короче, чем трёхэтажных. Поэтому двухэтажные было строить оптимально – за короткое время можно было ввести в эксплуатацию довольно много жилья.

Способы строительства тоже были разные. Эти дома строились по разным технологиям: каркасно-насыпные, шлакобетонные и кирпичные.

Кирпичные строить было дольше всего.

Строительство каркасно-насыпных домов смело можно назвать самым скоростным. Каркас насыпался очень быстро. Но и срок эксплуатации был у них самый короткий. Именно разваливающиеся каркасные дома, которые ещё иногда можно видеть в Смоленске, да ещё и без канализации и других бытовых удобств, можно называть бараками.

Интересны шлакобетонные дома, при строительстве которых использовали отход производства – шлак. Своего рода безотходное производство в масштабах страны. Дома эти были более теплыми, так как шлак обладал хорошей изоляцией.
Дом 16а был построен одним из первых на улице Чернышевского стройотрядами кирпичного завода в 1962 году. В доме всего 2 подъезда и 8 квартир, одна половина которых двухкомнатные, а другая – трёхкомнатные.
Дом 16а снаружи и внутри
В двухкомнатных квартирах было две печки, в трёхкомнатных – три. В жилой комнате стояла голландка, а на кухне была дровяная печь, на которой можно было одновременно готовить два блюда. Печи топили дровами и углём, которые хранили на улице в кирпичных сараях.

Сначала в доме не было ни воды, ни туалета. Туалет был на улице на два посадочных места рядом с деревянными сараями. В доме стоял ручной умывальник, рядом – стол со складной газовой плиткой, работающей от баллончиков. В первые же годы жильцы сами переделывали печное отопление на паровое.

Мыться ходили в общественные двухэтажные бани на Колхозке, кто раз в неделю, кто раз в две недели. И в выходные, и в пятницу вечером перед баней выстраивались огромные очереди, в которых приходилось стоять часами.

Бельё вешали сушиться на улице. А зимой или в затяжные дожди часто сушили на чердаке.

В трёхкомнатных квартирах с подселением кухни у подселенцев были отдельные. Но потом, когда провели воду и канализацию, вместо маленькой дополнительной кухни был сделан санузел. И подселенцы ели обычно у себя, а готовили все на одной кухне.

В последующие годы дома на Чернышевского и Радищева уже сразу строились с туалетами и водопроводом. Но всё также с печным отоплением.

После сдачи дома жильцы сами очищали от строительного мусора территорию вокруг. Сами разрабатывали землю за домом под огороды, разбивали цветники перед подъездами. К кирпичным сараям под дрова пристраивались деревянные сараи-самострои, где часто держали кур и поросят.

Люди обустраивали быт в своих долгожданных квартирах. В один дом въехали совершенно разные жильцы, которым предстояло провести рядом не один год.

И теперь мы передадим им слово, чтобы они сами рассказали о своей жизни. Кто-то из них уже давно уехал, кто-то до сих пор живёт в доме 16а по улице Чернышевского, некоторых жильцов давно уже нет в живых, но их всё ещё помнят...
«Я родилась в этом доме и прожила в нём до 26 лет, – рассказывает Людмила Александровна Ербахова, проживавшая в доме с 1962 по 1988 годы. – Отец после войны работал на кирпичном заводе чернорабочим. Причём работал он там, ещё когда жил в деревне в Купниках, и ходил пешком на работу в Смоленск. Потом, как они с мамкой поженились, от завода им дали комнату в доме на Лавочкина, где они жили с моим старшим братом. А как я родилась, сразу и переехали на Чернышевского.

Когда была маленькой, во дворе дома мужики часто собирали кому-нибудь дачные домики, а потом отвозили их на дачные участки. И в одно лето, мы, мелкие дети, придумали использовать недостроенный домик как сцену и дать концерт. Всеми руководила девочка постарше из соседнего подъезда. Долго готовились, подбирали каждому выступление под его таланты. И наконец-то развесили объявления на подъездах.

Вечером после работы почти весь дом вышел на улицу. Взрослые вытаскивали лавки и стулья. Мы пели им песни, рассказывали стихи, танцевали…

Новый год поначалу тоже отмечали всем домом, все друг друга знали много лет, вместе работали на кирпичном заводе и жили до этого в красном доме на Лавочкина.
А потом с Лавочкина все сюда и переехали. В левом подъезде на втором этаже накрывались столы. А на первом этаже танцевали. Молодые были тогда родители, ещё никому и сорока не было. Да и почти все взрослые одного приблизительно возраста въехали.

Дружно жили, дружный был дом, если кто-то уходил на работу, а бельё сушилось на улице, то соседи, кто дома оставался, бельё собирали.

За домом были огороды. Бывало, несёшься по улице, забежишь на огород, выдернешь морковку, тут же её помоешь в бочке с водой, найдешь стекло от бутылки, поскребешь, опять пополощешь – и в рот. И ничем при этом не болели, никаких тебе кишечных инфекций».
Сын Людмилы Александровны Ербаховой Олег в гостях у своего дяди Владимира, в доме детства, где проводил каждое лето у бабушки
Рассказ продолжает Надежда Александровна Полякова (родилась в 1952 г.), проживает в доме 16а по улице Чернышевского с 1988 года:

«Когда я первый раз пришла устраиваться на кирпичный завод, меня послали на конус. А конус – это куда глину свозят. И я пришла туда, а там всё в пыли, бесконечный поток машин, а мне надо всё учитывать. До меня старушка работала, а ей уже лет семьдесят было – Александровна. И я пришла. И когда я целый день отработала, я была в шоке! В шоке! Ну, представь, сколько там машин, сколько рейсов за день. И это надо каждую машинку отметить, а возили отовсюду. А потом в плановом отделе работала – выработку считала, транспортные листы.
Надежда Александровна Полякова (справа) около своего дома
Получилось так, что две комнаты здесь на Чернышевского, 16а я получила, отработав три или четыре года на кирпичном заводе. Я, когда пришла в эти две комнаты, для меня это столько места было! Столько места после тех Ситников, где жили пятнадцать лет вдевятером в квартире с родителями мужа и семьёй его брата. И где на четверых (нас с мужем и двух сыновей) была комната 12 метров! А здесь – всё отдельное!

Кухня была, конечно, одна на двоих, но ели отдельно. Мы как садимся, бывало, обедать, а старушка, которая с нами жила тут же идёт: «Нааадо поесть хлёёёбу», скучно ей было. Муж её, правда, не переваривал. Но не ругались никогда. Да и прожила она с нами недолго, год-два, а потом во сне умерла и нам отдали её комнату.

А когда на кирпичном работали, мы и дорогу Лавочкина сами убирали. От кирпичного завода и до самого магазина «стекляшки» (сейчас там «Магнит») всё убирали своими силами. Ходили женщины одни, по 8-10 человек с отдела. В пятницу после обеда был уборочный день. Дадут зилок какой-нибудь, и мы ходили убирали кучки эти с песком.

А иногда на укладку кирпича гоняли. Вот идёт сырец-кирпич с ленты конвейерной и его надо было укладывать на тачки. И бывало придешь, руки-ноги, кажется, трясутся. И думаешь, как же эти укладчики работают? Представьте себе, 4,5 кг весит сырой кирпич, а сколько за смену? Они тонны переворачивали за смену! Я когда первый раз увидела их работу на выгрузке, то для меня это было такое же впечатление, как я когда-то у отца на шахте была, что они, как шахтеры, работают. Горячий кирпич с выгрузки идёт, а выставщики, до пояса раздетые в мороз выгружают кирпич, садятся тут же на кар и везут его. Поэтому часто после такой работы уходили люди с радикулитами.

На заводе много и глухих работало, часто вообще не разговаривающих. А здесь что, самая работа – на укладке кирпичей, и на сушке, и на выгрузке. Глухие в 52-м доме жили на Лавочкина в основном.

В том же доме и поддающих много жило. Раньше при кирпичном заводе был ЛТП – лечебно-трудовой профилакторий. Идёшь вечером, думаешь, сейчас будет какой-нибудь пьяный идти сзади, тюкнет тебя по голове и столько ты и жил. Но квартиры в том доме, 52-м, какие квартиры! Высоченные потолки, площади огромные, немцы пленные дом строили, не спутаешь с другими домами, необычный, отличается сильно.

Потом я комендантом работала, по домам ходила, проверяла состояние домов. Как-то жизнь тогда ко мне благоволила. Трудно было одной, но я могла везде устроиться. Директор на кирпичном заводе был что надо мужик! В кулаке всех держал, но зарплату платил вовремя на то время. Выучил меня на оператора котельной, а потом и комендантом сам же взял.

Раньше дни рождения во дворе отмечали. Бывало сядем на лавке с соседкой Тамарой. Гармониста заказывали на праздники. Раньше любила погулять, песни, танцы во дворе. Пускай мы жили небогато, но у всех всё было.
А яблоки какие были! Пюре яблочное «Неженка» продавали в поллитровых банках, так мы детям покупали и сами ели. Натуральное всё было. Не задумывались о будущем как-то, жили настоящим.
День рождения Надежды Александровны и тот же двор спустя почти 20 лет
Был у нас в доме и пожар, как раз в квартире надо мной. После того, как пожар случился в квартире сверху, пожарные всё залили, на меня всё лилось, что у меня тут делалось! И через месяц или два начала стена разбухать и лопнула дранка и песок посыпался, цемент пропили, наверное, строители. Раньше клали всё на известковый раствор. Если б клали на цемент, дому сносу бы не было. Мы с соседкой когда на первом этаже плитку стали класть, я насечки стала делать, сбивать немного краску, чтобы плитка лучше держалась. А там как песок один посыплется! Раньше цемент был дорогой, поэтому добавляли известковый раствор. Здесь рядом с домом был котлован, в котором гасили известь, мешали с песком, добавляли немножко цемента и всё.

Услышала соседка запах гари, прибежала к нам. Сыновья побежали в квартиру сверху, дверь выломали, вытащили соседа на улицу. А он пьян был. Я его нетрезвого до этого из окна видела, ходил, наверное, за добавкой. У нас тут в соседнем доме самогон продавали. И вернулся ещё хлеще. Счастье, что были закрыты комнаты у него в квартире, а то бы занялось всё. Скорую ему вызвали, он ещё дышал. А умер то ли в скорой, то ли в больнице. А как про пожар услышали, все повыскочили на улицу. А у меня ступор начался. Взяла документы, обувь одела, села на диван. Посмотрела в окно, уже пожарка приехала, я сижу на диване в зале, документы держу…

Сейчас я на пенсии, летом мало работы, возле дома ковыряюсь в цветах потихонечку, флоксы, ромашки, розы... Бывает, иногда найдёт, пишу стихи.
Страницы поэзии
Первые свои стихи я написала, 36 лет мне было. Бежала, а погода была хорошая, никого вокруг. А я бегала с Ситников до Лавочкина в любую погоду каждый день и зарядкой ещё занималась, на лыжах ходила. И вот накатило на меня в тот день, как нашло… Много стихов разных написано, уже целая тетрадь. Самое любимое стихотворение про мамочку мою:
Мама – какое святое слово!
Священное, как вечный огонь!
И я хочу сказать снова:
В душе для него всегда есть бронь!

Хочется выплеснуть всё наружу,
Детям своим объяснить,
Что в самую лютую стужу
Ни с каким полушубком его не сравнить!

Теплее оно вещи тёплой любой.
Не заменит его ничто.
И красоты нету в мире такой.
Добрей не бывает никто.

Сокровища не существует такого,
Что смогло бы его затмить.
Нет человека такого,
Кто мог бы его заменить.

Мама – какая сила заложена
В слове маленьком.
Как же оно красиво,
Будто цветочек аленький.

Мама – это слово вечное,
Но молодое всегда.
Мама – с ним связана жизнь бесконечная,
Это самая яркая в мире звезда…

~
И детям в садик писала, и поздравления. Вот, например, про год свиньи:
Пусть этот год не будет годом свинским,
А будет только годом доброй хрюшки!
Пусть на столе побольше будет мяса,
Приправленного перцем и петрушкой.
Пусть этот год спокойным будет годом.
Пусть все невзгоды отойдут назад
Любите, уважайте все друг друга,
Как свиноматка любит поросят!
Так выпьем за любовь, за счастье и за радость!
Бокалами не будем громко стукать.
И будет много тостов впереди,
И до утра нам только б не захрюкать!
~
Бывало, встану в шесть утра, к девяти уже наготовлю на всю семью, а иногда и на вечер, чтоб после работы не готовить. А только в двенадцать, час ночи уснешь, ведь надо стихи пописать. И в шесть опять вставать. Молодая была активная всегда.
Мы с соседкой Людмилой и подъезд сами красили, и дом. Ведь почти шестьдесят лет дом никто не ремонтировал. Уборщицы вообще нет, дворник раз в месяц приходит. Сами мужчины с первых этажей чистят снег, косят. В подъезде тоже сами убираемся, я сейчас редко, здоровье не то, в основном, Людмила, соседка убирает. Товарищи сверху, не убирают. А в советское время по графику уборка была.
Всю жизнь мы ремонтируем дом сами и поддерживаем порядок во дворе тоже сами
Я живу с семьёй младшего сына, так пока внуки были маленькие, сын с женой сами песочницу рядом с домом сделали, жена у него хорошо рисует, она и столб рядом железный расписала. Площадки-то детской здесь не было. Сейчас поставили за домом, ходили подписи собирали, чтоб поставить. Так некоторые жильцы были против, шуму, говорят будет много. Вообще, хотели сначала рядом с сараями поставить, но они ж аварийные, никак снести не могут, решили, что опасно, начнут дети лазить по ним, завалит ещё кого. Поэтому перенесли за дом.

И дом, цоколь сами ремонтируем, когда разрушается сильно. Дорогу перед домом сами засыпали гравием. Собирали деньги. А то лужи стояли перед подъездом.

Не хочу никакого другого района, вот я привыкла к этому, никуда не хочется. А то залезешь на какой-нибудь пятый этаж и сиди. Тут вышел в халате, в галошах, пошел в огород, поработал, стало тебе плохо пошел, полежал, потом опять вышел, посидел на лавочке вечерком. Тихо, никакого транспорта и выхлопов, и детям спокойнее».
~
В доме 16а живёт семья Чмуриковых – Людмила Алексеевна и Сергей Петрович. Родители Сергея Петровича получили квартиру от кирпичного завода, когда ему было три года. Людмила Алексеевна работает на станции переливания крови, а Сергей Петрович – всю жизнь проработал шофёром.
Встреча соседей
Вспоминает Сергей Петрович: «В детстве, там, где сейчас коттеджный поселок и гаражи, были поля. Мы мальчишками там бегали, диких птиц ловили, щеглов, снегирей. Посидят в клетке, потом выпускали. Хотя, снегири у меня три года жили. И летать разучились. По комнате летали, а на большие расстояния уже не могли.

Клетки для ловли были специальные, с двух сторон хлопушка. Посередине ставишь снегиря. На базаре покупаешь за 2 или 3 рубля, сажаешь его – манец назывался. Рябины положишь рядом, ещё какого корма. И они прыг. Дверка шлёп. Было, мне малому, интересно. Забыто это всё сейчас, да и птиц негде вообще ловить, всё позастроено.

В доме воды не было, и колонок сначала тоже не было, ходили за водой на родник в овраг. А потом пятая база туда нечистоты стала всякие сливать. И родником никто не пользуется сейчас.

Отопление сначала сделали паровое от печи, которую углём топили. И только когда я в армии служил уже, сделали газовое. Тогда, кто хотел, деньги платили и ставили сразу ещё и ванну.

Раньше батька мой чистил двор от снега всё время, чистил на два дома, в соседнем ему наливали. Дворников как тогда не было, так и сейчас нет. Но вот сегодня у нас даже трактор прошел, видно, что снега было много, а так я и Саня чистим, Саня у своего подъезда, а я – у своего».

Людмила Алексеевна: «Пожар у нас в доме был в 2005 году. Праздник был 23 февраля. И чувствую запах, пахнет гарью. Пахнет и пахнет. А на меня все говорят дома: «Сядь, ничего не пахнет». Я дверь открыла, всё равно мне пахнет. Через некоторое время опять выхожу, решила подняться по лестнице и тут вижу дым со всех щелей из-под двери соседа. Я бегом вниз.

Хорошо, день был и праздник, и у соседей наших дома ребята были взрослые. Я начала в дверь колотить им: «Горим!» Домой заскочила: «Горим!» Все сразу выскочили и на второй этаж. А дверь закрыта. Сын выбил дверь, а сосед лежит на кухне на полу. А как дверь открыли, пламя ещё больше пошло. Ну, его волоком вытащили на улицу, на лавку положили, искусственное дыхание начали делать. Но не спасли никак. Сигарету бросил в мусор, пьяный был, всё от неё и загорелось. Хорошо, что пожарные быстро приехали и на крышу огонь не перекинулся, а то бы полыхал весь дом.

Фасад бы нам сделали и крышу перекрыли, а так жилищные условия у нас отличные. Как в деревне живёшь, тихо. И при этом индивидуальное отопление, вода, канализация, огород - всё есть.
В гостях у Людмилы Алексеевны и Сергея Петровича
В соседнем доме этим летом жильцы ругались за огороды, что кто-то занял на метр больше. Подали заявление в администрацию, так приехала администрация и сказала – убрать огороды, не положено, на метр от дома сажайте, а больше – незаконно. Огороды у людей шестьдесят лет, смотрят за землёй. А если их убрать, что будет? Никто же не косит здесь, сами косим, никто заросли не вырезает, зарастёт всё бурьяном.

Всю жизнь там сажали морковку, свёклу, огурцы, клубнику. Капустки пару качанов посадишь, картошечки, летом забежал, свежей морковочки, лучка, укропа сорвал – красота! Теперь переживаем вот».
Так бывает, что люди знают друг друга по работе, а потом жизнь ещё сводит их в соседних домах. И начинается дружба.

Так получилось и у Галины Алексеевны Чинковой. Много лет она с мужем Виктором дружила с семьёй жильцов из дома 16а –Александра и Александры Лобзовых. Их дома стояли рядом, но уже на разных улицах – Чернышевского и Радищева. Знали друг друга Александра и Витя ещё с 48 года, вместе на СмолГЭС работали на Колхозке. А с 65 года получилось так, что стали жить в соседних домах.

Вспоминает о своих друзьях Галина Алексеевна:

«В семидесятых стали давать в соседнем овраге места под гаражи. Вместе мой Витя с Сашей сначала строили совместный гараж под два мотоцикла. У Саши был новый Юпитер с коляской, а у нас без. Продали баян, гитару, ружьё и ковер, чтобы мотоцикл купить. Тогда, знаете, как деньги эти были, вообще не было.

Витя, муж мой, в армии руководил военным оркестром, да у них драка страшная вышла с немцами этими на вечере каком-то, он в Германии служил. Их сразу же на поезд посадили, и они оказались здесь. А то б судили военным трибуналом. Даже вещи забрать не успели. А потом привезли нам чемодан с нотами, генерал прислал.

Здесь играл по всему городу на гитаре и на баяне, приглашали каждые выходные в клубы в Доме офицеров, в профсоюзе, в железнодорожном, и приглашали на все вечера: и на День Красной Армии, Восьмое марта... И как продали инструменты, то танцы, песни пришлось бросить, слава тебе, господи! Ведь когда кто играет, собираются все у того. Дома иногда лечь было на полу негде от гостей от этих. Конечно, я была рада, когда он бросил всё. А то всё говорил: «Это жизнь моя!»

Потом Саня в 74 году получил машину, и ему место под машину для гаража тут же сразу дали. И опять вместе строили, никого тогда не нанимали. Мы с Шурой раствор месили, подавали. И кладку, и фундамент сами делали. Две стенки строишь, а третью строит сосед. Да ещё техосмотр гаража надо было пройти.

А чтоб раньше пройти техосмотр ты должен был дать документы все: на кирпич, на толь, на доски, на всё-всё. Предъявляешь милиционеру эти бумажки, что у тебя всё это куплено, а потом ты только можешь техосмотр пройти.

Вместе с друзьями ездили и за покупками, и в Хатынь, в Белоруссию ездили. Машины у нас были одинаковые – зеленые копейки.

В Хатынь как-то поехали, часа в четыре вечера, жара была градусов тридцать. Шура в кимоно была, в платье таком красивом. А как в Белоруссию приехали, ветер подул, холодно стало, и дождь заморосил. Хорошо, в машине лежала кофта шерстяная и платок, на рыбалку, как ездили, бросили. Накинули. Спать собирались в машинах, а накрываться-то нечем, замерзли все. Ну, и в три часа ночи поехали обратно.

Куда-то мы ещё ездили в Белоруссию, не помню куда, хотели проехать на центральную главную площадь города, посмотреть. Саша ж работал шофёром, а наш – сварщиком. А как проехать? А Саша всё время: «Витя, ты езжай первый», а Витя ему «Ёж-ж твою мать, ты ж шофёром столько лет работаешь! А я только машину получил. И я – первый? Иди ты!» А Саша: «Не-не-не, ты езжай первый». Ну, наш куда хошь поедет первый. Подъезжает к их площади, тут милиционеры стоят, и везде знаки. Какие знаки?! Витя решил: «Да поеду я прямо!» И Саня за ним.

Проехали, останавливаются, стоят. Саня вылезает, трясется, весь белый. Витя говорит: «Что с тобою?» - «Как что с тобою? Сейчас бы милиционер остановил бы и права или что ещё!» - «Так, а чего ты ехал за мной?» - «А куда ж я тогда поеду без тебя?» Вот так и ездили, наш быстрее, Саня медленнее. Глядим, нету Сани. Стоим ждём. А ему милиционеры пробили штраф в Бобруйске, нарушил что-то. «А чего ты пёрся?» - «Ну, так ты летишь, и я за тобой!» - «Да я подожду тебя!»

Машину купить просто так в то время было нельзя. Мы свою машину доставали через Тёмкино, деньги отдавали кому-то. На пакгаузе внизу разгружали машины, и они у нас тут по всему низу до калининского завода стояли. Позвонили, приходите, выбирайте себе машину. Привез Витя машину, в гараж поставил, а тогда всего три гаража было построено и больше ничего. А документов на машину нет, два месяца стояла без документов, никто ж не сторожит, я за эту машину переболела так!..

А до этого Витя стоял на очереди на машину на СмолГЭСе, первый стоял. Запорожец или москвич обещали. А потом пришел директора сват какой-то, он его устроил на проходную работником и тут же дал ему машину. И я на Витю сказала, милый мой дорогой, если ты не уволишься, я с тобой разведуся. «Как же я уйду, я всю жизнь проработал на СмолГЭСе» – он мне. А ещё когда заболел, приходили его с этого СмолГЭСа проверять. Радикулит схватил. А знакомые нам дали лекарство импортное, и как ему два укола сделали, почувствовал себя лучше. А на даче ж столбы нарезанные лежат, для забора, вдруг кто украдет. Он на дачу и поехал. А ребята с работы видели и тут же и стукнули. Что вон, погляди, на больничном, а на машине ездит.

Как Витя говорил: «Я сижу обедаю на работе, за мной очередь стоит, пять человек, кому что сделать. А пять человек сидят, в домино играют, – никто к ним не подходит. Я говорю: вон идите, ребята, вон они, идите к ним, а они: «А, нееет». Обедать приходится за 15 минут!»

И он только с дачи приехал, машину поставил, за стол только сесть успел, и тут же медсестра пришла проверять его: «Говорят, вы ездите». Он такой: «Да нет, дома сижу». – «А чего постель заправлена? – «Лежу на диване таком и всё, семья ж большая, чего не заправлена должна быть?» Ну, и всё. Как вот? Я говорю: «Витя, тебя ещё ходят проверять, гады такие!» А тут Саня говорит, Вить, приходи ты к нам, в сети. И он тогда ушел в «Электросети».

Так и жили всю жизнь рядом…
В гостях у Галины Алексеевны
Я продавцом всю жизнь проработала. Но шить больно любила. В перестройку всех своих девок обшивала.

Дочки, внучки и правнуки и сейчас на день рождения всегда приходят, и на Рождество, и на Пасху.

Ууу, как соберутся на день рождения!.. Говорят мне: «Ты – стержень!..»

Летом на дачу бегаю. Всегда в семь утра встаю самое позднее, умоюсь, молитвочки почитаю, всё сделаю. Зимой дома делать нечего, кастрюли перемоешь, сковородки перечистишь, а дальше что делать? А я не люблю сидеть, надо всё время что-то делать».
Есть жильцы, которые уже давно не живут в доме 16а по улице Чернышевского, но до сих пор, когда про них вспоминают, люди почему-то начинают улыбаться.

Таким жильцом была Афёра.

Баба была – огонь. Курносая, высокая, чистюля, работящая, пахала как конь, по 12 часов отпаривая тяжеленным утюгом продукцию швейной фабрики «Восход». Вообще-то звали её тётя Нина, Нина Егоровна.

У кого в округе висело самое чистое белье? У тёти Нины. У кого на даче и дома был идеальный порядок? У тёти Нины. Растили они с мужем и двух дочерей.

Но был у неё один недостаток – любила Нина Егоровна выпить. А после и на лавке могла заснуть. Сколько раз её в дом с этой лавки заносили.

И муж у неё пил, но ей пить не давал. И тогда Афёра, чтобы добиться желаемого, пускала в ход разные хитрости. Одна из которых – летающее сало.

Дед Коля, муж Афёры, держал поросёнка. А как выпьет, выводил его из хлева во двор и начинал дрессировать: «Сидеть! Лежать!..» Поросёнок при этом совершенно не обращал внимание на хозяина, медленно перемещаясь по двору в поисках харчей. Из вольера невозмутимо смотрел на всё это большой лохматый пёс по кличке Бек. От криков деда только куры начинали быстрее бегать по двору, прячась даже в вольер у собаки.

Да любопытная малышня, игравшая в войну, бросала старые лифчики, найденные за сараями, которые использовались как маски, и с восторгом смотрела на это представление.

Рано или поздно гастрольная жизнь поросёнка заканчивалась, и он превращался в сало. И отправлялся домой в холодильник. И когда Афёре хотелось выпить, денег не было, а через мужа, сидящего в комнате, сало было не пронести, она его скидывала через окно.

Побегает потом, побегает по двору, возьмёт сало и на рыночек. Продаст и поддаст.

Так что, кто-то видел инопланетян, кто-то спутники, а жители дома 16а периодически могли видеть летающее со второго этажа сало.
Дела житейские
Предприимчивая женщина была, продавала нитки, пуговицы, сама шила, ничего ж в магазинах не было тогда. Соседские дети носили её меховые шапки, перетянутые через голову резинками. Семечек нажарит и идёт на Лавочкина торговать. Ребятня приезжала туда за семечками на велосипедах. Отмерит стаканчиком и в карман насыплет.

А когда дед Коля умер, забоялись уже взрослые дочери, что мать их сопьётся и забрали к себе. А квартиру продали.

Но про соседей тётя Нина не забыла, приехала как-то навестить через много лет. Химию сделала, приоделась, как с дочкой жить стала…
Мало в Смоленске осталось мест, где можно увидеть малоэтажную советскую застройку с большими открытыми территориями вокруг домов. Эти домики у многих смолян связаны с детством, летом у бабушки.

Закончив интервью, мы решили прогуляться по этому особому микромиру, завернули на новую детскую площадку, поставленную за домом в прошлом году. Маленькие дети сосредоточенно лепили снеговиков, рядом с ними стояли родители. Сложно было удержаться, чтобы не поспрашивать и их о жизни в этом тихом районе.

И тут мы познакомились с ещё одними жильцами с Чернышевского, 16а – молодой семьёй с тремя детьми. Отец семейства в детстве часто проводил время у бабушки на этой же улице, но в доме №10. И теперь они с женой купили себе здесь квартиру в ипотеку. Потому что удобный район: школа, детский сад, транспорт – всё рядом. Они заверили нас, что эти уютные домики в ближайшее время сносить не планируется.
Твой снеговик на огороде простоит до весны
У нас осталось ощущение, что дому 16а повезло с его жильцами, а жильцам – с домом. Они приглядывают и за подъездом, и за двором, что могут, делают своими силами. Ведь квартира – это не необитаемый остров. И что у тебя за порогом зависит от тебя тоже.

Дом ждёт капитального ремонта, и если его хорошенько отремонтировать, то здесь можно жить в своё удовольствие ещё долгие-долгие годы.

И пусть рядом с этими домами нет фонарей, но зато на чёрном небе ярче сияют звёзды, не закрывают многоэтажки небо. А в маленьких домах ярче сияют люди, видно каждого человека…
Текст: Ольга Ербахова
Фото: Оксана Барашко