Так вместе с родителями и младшим братом Анатолий Яковлевич прожил до своего 16-летия.

- Конечно, условия были тяжелые. Двуспальная кровать, наши с братом спальные места и радиоприёмник… В каждой из комнаток была своя печка. За березовыми дровами, которые мы с отцом заготавливали, приходилось бегать в сарай, за водой – на колонку, белье полоскали прямо на улице и летом, и зимой (да что там говорить, даже туалеты в башне стали работать только ближе к 60-му году). Но, тем не менее, жили мы дружно: в выходные на всех этажах устраивали танцы. Что школьнику-то надо (наш собеседник сначала учился в школе №28, потом перешёл в только что построенную 14-ю)?! Компания друзей! С соседскими ребятами мы лазали в ближайший овраг к тогдашней протезной мастерской (она находилась на месте нынешнего наркологического диспансера, Большая Советская, 4). Катались там по трамплинам на лыжах. А ещё были у нас огромные сани (такие, что лошадь запрягать можно), которые сварил папа одного из ребят. И мы всем двором «летали» на них от пединститута до этой мастерской – вот радости-то было! Вообще у нас много удивительных людей жило: и евреи (две сестры и с ними старушка на шестом этаже), и даже француженка, жена дяди Коли. Он её с войны привез. По-русски она говорила плохо… Они дочку и сына растили. А как-то вышел у них скандал: выяснилось, что дядя Коля, выпивши, супругу-то поколачивал. Она собралась уехать, только не вышло, потому что детей пришлось бы оставить тут… Так и окончила свои дни в Смоленске… Правда, после нашего с семьей переезда из башни мы с соседями перестали общаться.

В 16 лет Анатолий Яковлевич со всей семьей перебрались в квартиру на улице Николаева. «Я очень не хотел менять дом, - признаётся наш собеседник, - Невыносимо жалко было уезжать!». Дальше была трёхгодичная служба на флоте на Камчатке, взрослая жизнь… Но тёплые воспоминания о дровах в сарае, санках и детстве в башне сопровождали его всегда… Сегодня наш собеседник с трепетом относится к любой информации о, как он говорит, «доме со стрелами», всё ждёт, вдруг кто-нибудь возьмётся за его восстановление.

- Особенно печально, читать новости про падения с башни. Да что там! Сам как-то видел, гуляя с собакой, как девочка хотела прыгнуть сверху. Её тогда сотрудники МЧС спасли. Потому закрывают его от посещения молодёжи, и правильно!

«Это был мой первый дом в Смоленске – рассказывает Михаил Ефимович. – В 1950-м году сразу из роддома меня привезли сюда. Адрес помню и сейчас – улица Конёнкова, 9а.

Мы с мамой, папой, бабушкой и дедушкой жили в квартире №1 (на первом этаже налево). Она была однокомнатной, метров 25… Позже на свет появился брат, и нас стало шестеро. Вообще в памяти осталось, что по дому всегда бегало много детей…

Удобств у нас не было никаких: вода в колонке во дворе (из неё не только набирали воду для питья, но и рядом полоскали бельё), общественный туалет за домом. Об отоплении не шло и речи… Сами нашли печника, который соорудил нам печку (к слову, это наиболее распространенная версия, почему здание, постоянно дымящееся сверху, и было прозвано «чайником» - прим. автора). Правда, в доме планировался лифт (место под него было заранее спроектировано), но он так и не появился. Сейчас понимаю, как непросто приходилось взрослым, но они всегда старались радовать нас – детей. Мама готовила очень вкусно! Хотя и было особенно не из чего...

В 60-х годах в башню провели воду и канализацию. На каждом этаже было по одному туалету и водопроводный кран. Потом появилось и центральное отопление. Печи, соответственно, в квартирах разобрали. Вдоль фронтальной стены дома (справа и слева от входной двери) были сделаны скамеечки, на которых бабушки обсуждали насущные проблемы и, конечно, были в курсе всей жизни дома.

- Этот дом отражает очень смелые идеи устройства жизни среди строителей нового Советского государства. Среди тех, кто возводил новую жизнь буквально по кирпичикам, на что-то надеялся, в чём-то ошибался, рождались абсолютно уникальные замыслы по коллективизации быта, которые до сих пор изучаются и обсуждаются, волнуют умы, - говорят экскурсоводы Ольга и Михаил Ефимкины.

Дом построен из кирпича на бутовом фундаменте на склоне Воскресенской горы в 1931 году в стиле конструктивизма по проекту архитектора Олега (Отто) Вутке (который вскоре был обвинен в шпионаже в пользу Германии и расстрелян) на средства жилилищно-строительного кооператива «Труд». Это было первое высотное здание в Смоленске и единственный в России дом-коммуна башенного типа. По всей стране появилось восемь подобных экспериментальных построек, но смоленская башня не имеет аналогов, так как, в отличие от других, получила не горизонтальную, а вертикальную конструкцию, а ещё скругленные углы и выразительную орнаментальную кладку, на южной стороне красным кирпичом по светло-серому фону выложен зигзаг. Декор повторяет текстильный орнамент.

Возводимые в то время в стране здания подобного типа своей конструкцией должны были сплачивать людей в одну большую семью – коммуну. Особенностью было то, что все комнаты на каждом этаже выходили на единственную лестницу, которая становилась центром сооружения. Водопровод, мусоропровод, ванные, душевые, санузлы и канализация хоть и были предусмотрены проектом, но на стадии строительства так и не появились. Из всех благ цивилизации жильцы могли воспользоваться только печным отоплением, электричеством и проводным радио. На первом этаже располагалась одна общая столовая.

Кандидат исторических наук, доцент Смоленского государственного университета Демьян Валуев в своей статье «Смоленский дом-коммуна в истории и городской памяти» опубликовал воспоминания Олега Вутке, который детально описывал социальные функции и особенности планировки этого первого смоленского «небоскреба», где ключевым является понятие «жилая ячейка».

«Зимой 1929/30 г. инициативой работников жилищной кооперации г. Смоленска были добыты средства (около 160 тысяч рублей) для постройки небольшого опытно-показательного дома».

Важнейшие вопросы по обустройству обсуждались на общих собраниях пайщиков. Так «решалось сообща – выносить ли за пределы жилой ячейки уборные и умывальники». В результате «остановились на укрупненных двухкомнатных ячейках: одна комната на 2 человека, другая – на одного. Оборудование такой ячейки: небольшая уборная с возможностью умывания, а также мытья мелочной посуды, с проводкой тёплой воды. Кроме того, стационарные термосы, так как в доме должна будет функционировать общая закрытая столовая, рассчитанная на население только данного дома.

Далее требовалось небольшое помещение для детского сада только для детей дошкольного возраста и ещё меньшее помещение для яслей с тем, что этими двумя учреждениями население дома будет пользоваться в порядке самообслуживания.

Каждая жилая ячейка с нормальным заселением в три взрослых человека сможет вместить семью, состоящую из отца, матери и одного-двух детей. С подрастанием последних или большей численностью семьи, старшие дети расселяются в соседнюю ячейку и таким образом, например, многочисленная семья может занять две смежные ячейки целиком. Часть ячеек будет заселяться парами и одиночками.

Из общих помещений требовалось дать: комнату, которую можно было бы назвать «гостиной-кружковой»; небольшую комнату для домовой конторы; помещение для хранения книг, аптечки и т.п. При вестибюле потребовали предусмотреть возможность установки велосипедов и ящиков для галош».

15 марта 1930 года башенный проект смоленского дома-коммуны получил одобрение в Строительном комитете РСФСР. А 4 апреля вопрос «О постройке дома-коммуны» был рассмотрен на заседании Президиума Смоленского городского совета. Постановление гласило: «Разрешить Облжилсоюзу постройку 7-этажной Коммуны-Башни на территории гор. Смоленска».

В июне 1930 года в газете «Рабочий путь» была опубликована заметка о начале его возведения. В ней сообщалось: «По проекту решено построить дом как опытно-показательный. Он будет моделью для будущего строительства и, как опытный, небольшого размера: 35 жилых квартир по две комнаты в каждой квартире, размером 21 метр. В каждом жилом этаже будет устроена гостиная общего пользования. При доме будет кухня общего пользования, столовая, детский сад, ясли и ряд других обобществленных комнат со всем необходимым оборудованием».

Строительство дома шло с постоянно возникавшими серьезными проблемами.

Ольга и Михаил Ефимкины подчёркивают, что идея башни-коммуны в Смоленске не была активно поддержана современниками, а позже активно критиковалась. И это не удивительно – смелые идеи всегда получают много критики. Но, определенно точно, именно в 1930-х годах здания во всем мире резко потянулись ввысь. С тех пор города заполняются многоэтажками и небоскребами.

К июлю 1932-го постройка дома-коммуны в целом была завершена. В статье, опубликованной в «Рабочем пути» 22 августа 1932 года содержались такие слова: «Начато заселение многоэтажной башни-коммуны» на 32 квартиры». Окончательно он был сдан в эксплуатацию в 1933 году. И тут же жильцы столкнулись с трудностями. Трубы в нижнем этаже оказались неисправными, и поэтому отапливать здание в дальнейшем оказалось невозможным.

Дом-коммуна уцелел в годы Великой Отечественной войны. В 1945-46 гг. его приспособили «под общежитие строителей». В это время он уже официально был назван зданием, уродующим облик города. В «Архитектурном очерке Смоленска», изданном в 1949 г., руководитель отдела архитектуры и строительства облисполкома И.Д. Белогорцев писал: «Автор этого формалистического сооружения московский архитектор Вутке был далек от разрешения задач подлинного социалистического искусства. Башня-коммуна не удовлетворяет и бытовых потребностей советского человека. Вот почему справедлив приговор генерального плана, предусматривающего снос одного из худших сооружений конструктивизма». На месте злосчастного дома предполагалось поставить памятник И.В. Сталину.

Но острая нехватка жилья в разрушенном городе привела к тому, что дом-коммуну сохранили. В 1950-х гг. он был реконструирован на основе индивидуального поквартирного расселения. Условия проживания там оставались тяжелыми. До начала 1960-х гг. в доме, по воспоминаниям его бывших жителей, не работало центральное отопление и не действовали туалеты. Горячей воды в нем не было вплоть до самого расселения, которое произошло в 1985 г.

В середине 1980-х здесь ещё жили люди… Этот факт у многих вызывал большие сомнения (предполагалось, что расселение произошло на рубеже 1970-1980-х гг.). В документах, которые мне показал бывший владелец Андрей Николаевич, чёрным по белому написано – последние жильцы съехали из башни после 1985-го...

И нам удалось их найти! Зоя Михайловна Павлова вместе с мужем Евгением Тихоновичем оставались единственными, кто жил в башне в 85-м…

– Я родом из Пермской области (супруг, смолянин, после армии приехал к нам туда работать). На его родину, в Смоленск, мы перебрались в 70-м году. С двумя сыновьями (Сергей только родился, а Саше было 4 годика) поселились на шестом этаже в доме-коммуне. И прижились! – рассказывает Зоя Михайловна. – Было у нас две комнатки. И даже без подселения (в те годы такое часто случалось). Здесь уже были водопровод, канализация, отопление… Готовили в коридоре на керогазах (керосин прямо к дому привозили). В баню ходили через ров на Колхозную площадь. После жизни в бараке на Урале условия в доме-коммуне были райские. Да и соседи дружные. Сидоренковы… Галя Баранова… Подкидышева… Фаня, евреечка… И работа, кстати, рядышком: я трудилась уборщицей в педагогическом институте. К 85-му все из башни съехали, и мы остались в доме одни. Нам сначала предложили квартиру на улице Володарского, но мы решили дождаться очереди и переехать в дом, который супруг сам строил (он трудился в организации «СУ-7») на улице Урицкого. Так и получилось, до сих пор тут живем. А вообще мы уже 56 лет вместе – с 16 марта 1964 года... - поделилась Зоя Михайловна.

К слову, после этой встречи мне стало понятно, что разговоры о пожаре, якобы случившемся в башне в 80-е, также оказались домыслами. «Никакого пожара там не было», – говорит Павлова.

Это можно понять и открыв техпаспорт дома, который находится в нашем распоряжении.

В первый год кооперации – 1987-й – в Смоленской области под эгидой комсомола открылось молодёжное объединение «Вагант». Спустя три года в этой организации, занимающейся производством и строительством, работали около 450 человек, в их числе и стройотряды, и шабашники. Объекты этого объединения были разбросаны по трём районам – Демидовском, Велижском и Хиславичском.

– В 1990-м году в Верховный Совет СССР от Смоленской области баллотировался Артём Тарасов. Это был первый официальный долларовый миллионер в Советском Союзе. Несколько раз мы с Тарасовым встречались, и он научил меня: «Пройдёт 5-10 лет и в ходу будет недвижимость…». Поскольку в городе много достопримечательностей, нужна была гостиница. Но я засомневался, что её получится построить. Все фонды были закрыты, плюс постоянные проблемы с получением стройматериалов, транспорта… Но идея мне понравилась, - говорит Андрей Николаевич.

Он написал письмо от имени молодёжного объединения «Вагант», с предложением создать в здании дома-коммуны, стоящем на балансе ТСО «Смоленскстрой» (общая площадь – 5536 кв.м., полезная площадь – 1399 кв.м.), комсомольскую гостиницу «Спутник». Документ подписал первый секретарь обкома комсомола, в Москве его также одобрили…

- Тогда я пошел в местный исполком и жилищное управление коммунального хозяйства, которое возглавлял ныне покойный Жужгин. Там мне этот дом подписали на продажу. Так я стал владельцем дома-коммуны и огромного земельного участка.

Тем временем на доме начали работать строители. Первым делом нужно было прибрать мусор…

- Как сейчас помню, трудились на этом объекте два брата, художники-оформители Леонид и Александр Власовы. И заинтересовались они историей здания, стали общаться с его жильцами. А однажды я и сам встретился с местной жительницей (звали эту бабушку то ли Наталья, то ли Нина, фамилию тоже точно не припомню – Резеткина либо Резепкина). Жила она около этого дома – вили в землянке, или в домишке. А в разговоре вспоминала, что было на этой территории либо бомбоубежище, либо подземный ход. По её словам, во время войны здесь стояло «какое-то оборудование». Не исчезло оно и после освобождения Смоленска. Может быть, там, конечно, шили сапоги, а может… Остаётся только догадываться… - рассуждает мой собеседник.

Спустя некоторое время Власовы нашли в доме ступени из кирпича, подобного тому, что использовался при строительстве крепостной стены… Новый владелец здания тут же велел им прекратить «углубляться в историю».

Но оказывается, покупкой уже заинтересовалась прокуратура.

Тут наш разговор плавно переходит на ситуацию в Вильнюсе. В те годы местные власти захватили там телевидение. Из-за заварухи, в которую включились войска, все организации союзного значения начали оттуда уезжать, в том числе «Мостотряд», людей из которого решили поселить в доме-коммуне. Тут и произошел «затык» – собственник-то сменился…

Началось выяснение, какой этот дом имеет статус... Само собой, владельцу было не нужно, чтобы загадочное прошлое, о котором могли свидетельствовать находки Власовых, стало достоянием гласности. Артефакты канули в Лету, и планы о строительстве гостиницы тоже…

«При продаже жилого дома 9а по улице Конёнкова в Смоленске, являющегося памятником архитектуры, грубо нарушено требование ст. 4 Закона РСФСР «Об охране и использовании памятников истории и культуры» от 15 декабря 1978 г., в соответствии с которым памятники истории и культуры находятся в собственности государства, и только оно вправе распоряжаться в т.ч. и продажей их. ТСО «Смоленскстрой» превысило свои полномочия, продав памятник архитектуры, находящийся в его пользовании», - значилось в исковом заявлении департамента культуры при Главе администрации Смоленской области и Производственного центра по охране и использованию памятников истории и культуры в Смоленский арбитражный суд о признании договора купли-продажи недействительным.

Заключение было следующим: дом из собственности молодёжного объединения «Вагант» велено изъять…Что и было сделано в том же 1990-м году.

Но и заселения «Мостотряда» также не произошло. Экспертиза показала, что здание находится в аварийном состоянии (отчёт научно-технического кооператива «Стройтрест» есть в моём распоряжении). Можно только догадываться, каково это состояние сегодня, спустя тридцать лет после описанных выше событий…

Во время археологических раскопок в 2008 году на Вознесенкой горе, где стоит дом-коммуна, были обнаружены человеческие останки примерно трёхсотлетней давности. Вероятно, они – часть монастырского кладбища. Кости подогрели интерес к разного рода городскому фольклору.

«Рассказывают, что там живёт большая рысь, которая появляется из тумана, - говорит Александр Иванов. - Источник легенды я не нашёл. Но про следы от когтей на деревьях в Сети пишут регулярно. Поэтому есть ещё оно название этого места – «Кошкин дом». А уж баек про сожженных заживо, чертей в человеческом обличии видимо-невидимо. Расскажу, что видел сам: под этим домом есть старый вход в бункер, который находится в подвале за замурованной дверью. Мне удалось присутствовать, когда ее вскрывали. Тогда там нашли газету 1930-х годов с завернутыми свиными ребрами... В тот момент всем присутствующим и правда стало неуютно».

Александр собирает все эти истории. С его слов здесь в языческие времена было место поклонения богу древних славян Перуну.

По одной из легенд несколько веков назад на этом месте жила знахарка. Однажды она взялась лечить малыша, однако вскоре он занемог и умер. Его мать родила второго ребёнка, который был мало похож на человека. Испуганные горожане решили утопить и новорождённого, и знахарку в Днепре. Перед кончиной ведьма наложила страшное проклятие на людей, которые подвергли её казни.

А в 2019 году при создании серии визуально-поэтических работ «Ячейки Памяти» (явная перекличка с «жилыми ячейками») Эдуард использовал чертежи здания «Дом коммуны». В эстетике конструкт-поэзии он изготовил 600 оригинальных архивных карточек общим тиражом 5000 экземпляров, которые были размещены в ящиках картотечного шкафа, представляя единый арт-объект. Словесно-буквенные конструкции тут вплетаются в схемы этажей башни-коммуны. Работа была представлена на выставке «Октябрь до наших дней» в галерее «Дом молодежи» (Смоленск).

Вот что о ней говорит куратор выставки Яна Двоенко в интервью «Неуловимый авангард» для журнала «Tatlin»: «… внешне инсталляция напоминает нечто структурированное, архивное, а внутри находятся карточки, с помощью которых Кулёмин переосмысляет визуальные опыты поэтов-конструктивистов, работавших на стыке графики и поэзии. Работа совмещает внешнюю документальную форму с внутренним художественным оформлением…».

- Если его всё-таки когда-нибудь решат наполнить новой жизнью, хорошо бы оставить без отделки комнату без штукатурки, где на стенах множество отпечатков пальцев. Они вдавлены в кирпичи, отпечатаны на их боках, множеством следов «истроганы» все стены, - отмечает Ольга Ефимкина.

Выглядит жутковато, но всему ведь есть разумное объяснение:

«Полагаю, что это следы тех, кто изготавливал кирпичи, - говорит Демьян Валуев. - Производство было массовым. Квалифицированных кадров очень мало. Трудились либо крестьяне, пришедшие на сезонные заработки, либо те, кто решил из деревни перебраться в город. Техники не хватало. Опыта тоже. Вот при формовке кирпича и выходили такие «узоры». А на стройке на это не обращали внимания, возводить нужно было быстро. Таким образом, имеем своеобразный «привет» из начала 1930-х гг.».

«Красиво, странно, даже как-то артхаусно – как сам Чайник и как сама жизнь. И, на наш взгляд, более захватывающе, чем легенды о чёрных собаках, черепах, балеринах и жертвоприношениях. Хотя и этот фольклор интересен исследователям как народное мифотворчество», - уверены экскурсоводы.