Дом-тюрьма
"Здесь каждый в своей клетке"(с)
Мнения трёх авторов об одном уникальном доме.
Часть первая: Легенды дома-тюрьмы.
Автор: Светлана Глухарева
Есть в Смоленске такие дома, в которых время остановилось. Попадая сюда, ты не чувствуешь связи с реальностью. Потому что для тебя здесь всё нереально... Такие дома – это отдельный мир, в который удаётся заглянуть не каждому.
Наверняка в России найдётся немного домов, которым довелось побывать и губернской тюрьмой, и советской гостиницей, и «гестаповскими застенками», и семейным общежитием
Историческая справка
Смоленская губернская тюрьма на Витебском шоссе была открыта в середине 19 века. Сюда входил комплекс зданий. Тюремное управление располагалось в здании 18 века (дом тоже сохранился). Женская тюрьма находилась на месте нынешнего ДК Железнодорожников. В главном 4-хэтажном корпусе содержались арестанты мужского пола.

Известно, что стены женской тюрьмы «почтила» своим присутствием легендарная воровка на доверии – Софья Ивановна Блювштейн, больше известная как Сонька «золотая ручка». Впрочем, здесь она задержалась недолго: умудрилась сбежать, влюбив в себя надзирателя.
В 1930-ом году здание мужской тюрьмы решили перепрофилировать в гостиницу. А что? Очень удобно: превратить камеры в номера! С названием тоже недолго думали: «13 лет Октября». На год раньше вместо Тюремного переулка появилась нынешняя улица имени 12 лет Октября.

Гостиница насчитывала 400 койко-мест: 68 общих комнат и 38 отдельных номеров. Она отвечала всем необходимым требованиям тех лет. Отдельные номера можно было снять за 5 и 9 рублей в сутки, койку в общей комнате – за 4 рубля.

Во время немецкой оккупации здание было задействовано под Тайную полевую полицию – «Гехайме фельдполицай» (ГФП). По незнанию её часто путают с Гестапо. Хотя, сами немцы часто называли ГФП то «гестапо вермахта», то «полевое гестапо».

В советское время «дом-тюрьма» превратился в общежитие коридорного типа. На первом этаже здания размещалась Жилищно-эксплуатационная контора (ЖЭК). Сотрудникам ЖЭКа (дворникам и уборщицам) давали служебное жильё в комнатах общежития. Многие бывшие работники ЖЭКа живут здесь до сих пор.
Как гида, меня порадовало, что жильцы знают, в каком доме они живут, что здесь было раньше. В настоящее время часть комнат общежития относится к городскому маневренному фонду и предназначена для временного проживания. Беседуя с жителями этого дома, мы убедились в обратном: нет ничего более постоянного, чем временное…
Дама с собачкой
«Дом-тюрьма» на Витебском шоссе – это удивительное место. Здесь нет элементарных удобств, зато у дома своя история. Здесь десятилетиями не моются туалеты, на кухнях над плитами бахромой висит вековая пыль, зато из окон открывается нереально красивый вид на вечерний город. У каждого из жильцов здесь своя, часто нелёгкая судьба, но, несмотря ни на что, есть вера в лучшее. А ещё здесь любят животных.
Ирина Владимировна – немолодая женщина с уставшим лицом. Она – первая из жильцов, кто согласился ответить на наши вопросы. По её словам, пять лет, проведённые здесь – это очень долгий срок. Попала сюда, как и большинство постояльцев общежития, после пожара. Много о себе рассказывать не стала.
Родилась в Москве. Мать погибла в автокатастрофе, когда девочке не было и пяти. Дальше её воспитывала мачеха. Жили с семьей в Корохоткино. Работала на заводе АМО ЗИЛ, пока тот не закрылся. Потом жила на Автозаводской у подруги, но дом сгорел. Чтобы как-то выжить, пришлось устроиться на работу уборщицей…
По словам Ирины Владимировны: «Этот дом давно надо сносить… ничего хорошего здесь нет». Кажется, что и от жизни женщина уже ничего хорошего не ждет… Но вот она заходит в свою комнату-мансарду, берет в руки собачку, и черты её лица преображаются.
С теплотой в голосе она рассказывает про свою Буську. Порода у собаки: «шпиц-тойтерьер», её покупали для внучки, а в итоге отдали «на воспитание» ей. Между тем, Буська, осмелев на руках у хозяйки, заливается звонким лаем.
По коридору четвёртого мансардного этажа сам по себе разгуливает чёрный кот. Он недоверчиво разглядывает незваных гостей, прячется за нагромождениями старой мебели и скрывается в кухне.
Мы идем следом. После мрачного коридора уже не надеемся увидеть в кухне что-то «светлое»…
И вдруг из мансардного окна открывается панорама на залитую огнями Колхозную площадь, исторический центр, обрамленный башнями смоленской крепости, высокий левый берег Днепра и словно парящий над всем этим великолепием Успенский собор.
Полюбовавшись вечерним городом, спускаемся на этаж ниже.
Дом жив, пока в нём звучат детские голоса
Общежитие не перестает нас удивлять.

А вам разрешали в детстве играть на кухне в мяч?! Например, в мини-волейбол?! Правое крыло третьего этажа заметно отличается от остальных. Здесь в коридоре играют дети. Бегают, громко кричат, весело смеются.
Никто не запрещает им это делать. В этом шуме-гаме общежитие уже не кажется таким неухоженным. Действительно: дом жив, пока в нём звучат детские голоса.
Спрашиваем жительницу одной из комнат: «Не мешают ли вам дети?» А она отвечает: «Это мои дети!».
Ольга Геннадьевна – красивая интеллигентная женщина с проницательным взглядом. Фотографироваться отказалась. Даже в домашней одежде она кажется нарядной. На её руках и шее аутентичные украшения из камней. Сразу стало интересно: «Как она попала в этом дом?»
По профессии Ольга гравер. В 1995-ом ее семья приехала в Смоленск из Таджикистана. Здесь ей пришлось сменить профессию и стать дворником в ЖЭУ, где уже работал её свекор. Зато получили ведомственное жильё. Сейчас у них 2 комнаты, прописка, но приватизировать жильё они не могут. К слову, во всем доме приватизированы всего 3 комнаты. Жильцы как-то умудрились это сделать.
Ольга Геннадьевна уже не занимается гравировкой, зрение село. А раньше была своя мастерская, семейный бизнес. Сейчас она воспитывает четверых детей.
В двух комнатах они живут вшестером: Ольга с мужем, двое несовершеннолетних детей и двое внуков. Взрослые сын и дочь живут и работают в Подмосковье, помогают материально. У её детей и внуков красивые имена: Роберт, Даниил, Глеб, Алексей, Рената, Руслан…
Заглядываем в одну из комнат. Видно, что это детская. Благодаря высокому потолку сделан верхний спальный уровень и довольно уютно.
На наш вопрос: «Как вам здесь живется?»
Ольга Геннадьевна неожиданно отвечает: «Нам здесь очень нравится. Здесь очень хороший район. Колхозка, вокзал, здесь всё близко».
А вот её первое впечатление о доме: «Я такого никогда не видела!».
Но люди ко всему привыкают. Ольга по жизни оптимист. Даже работа дворником её устраивала наличием свободного времени: «Сходил с утра на два часа и день свободен».
Спрашиваем: «Дружите ли вы с соседями?»
Это скорее риторический вопрос.
По словам Ольги Геннадьевны: «Соседи уже не ругаются друг с другом, все в прошлом».

Сейчас это дружный коридор. Когда соседки готовят ужин на одной большой кухне, то всегда могут одолжить друг у друга муку, яйца... За долгие годы жильцы этого коридора стали одной большой семьей. Нет такого, чтобы каждый сам за себя. Вместе отмечают праздники, вместе помогают немолодой соседке-инвалиду (про нее отдельный рассказ).
Дети с любопытством на нас поглядывают. Нам тоже интересно с ними поговорить.
Как оказалось, ребята приходят сюда играть и с четвёртого, и со второго этажей. Не все жители общежития лояльны к детям. Кто-то прогоняет их из коридоров и даже грозится вызвать полицию.
Задаем мальчишкам и девчонкам вопросы про школу. Дети наперебой, перекрикивая друг друга, начинают рассказывать.
Двум сестренкам Алине и Ане нравится учиться.
Роберт – ученик 3-го класса. Когда вырастет, хочет быть танкистом или пилотом.
У Миши любимые уроки: «Физкультура и перемена!» Он сам ездит в школу, занимается боксом и мечтает стать военным, потому что они много зарабатывают. Михаил – прирожденный лидер. Он уже заслужил авторитет среди детворы, защищая слабых.
Дети в этом доме не по годам смышлёные и очень живые. Не рафинированные. Не сидят целыми днями с гаджетами, а катаются на горке рядом с домом.
Всегда интересно послушать детские рассуждения:
Место притяжения детворы – большая кухня.
На фото видно как проходит их будничный вечер.
Старший брат Роберта учит его игре на гитаре.
Алина ремонтирует свой самокат
Младшие дети не капризничают, не докучают старшим, а сами находят, чем себя занять... Ура, гол! И мячик с грохотом попадает в стоящую на плите сковороду!
«Легенда тюрьмы»
Как на ваш взгляд может выглядеть комната одинокой 72-летней женщины-инвалида с больными ногами, которая три года не выходит из дома? А вот и не угадали! Дом-тюрьма продолжает нас удивлять.
В комнате Елизаветы Петровны (Е.П.) простенький, но свежий ремонт, чистые полы и уютная обстановка. Нет запаха старости и лекарств. Зато есть впечатление, что мы находимся в скромной ухоженной квартире, а не в убогом общежитии. О том, что мы все ещё в доме-тюрьме напоминает только арка в стене.
Хозяйка радостно нас встречает и предлагает присесть. Мы заходим «на минуточку», садимся на старые стулья, и не замечаем, как быстро пролетел час.
Спрашиваем: «Как вы здесь живете?»
Е.П. честно отвечает: «Хреново живу! 22 года здесь, тогда ещё девочка была».
Впрочем, нас не удивляет, что молодая душой женщина и в 50 считала себя «девочкой».
Из разговора узнаем, что у них с мужем был дом на Ново-Московской, его снесли. Здесь жилье дали временно…
Сама она родилась в 1948 году в Коми. Мать из Смоленска. Отец родом из Питера. Его в 1937 забрали как врага народа. Работал в Смоленском КГБ, его обвинили в шпионаже. 10 лет отсидел, потом ещё 10 был на вольном поселении.
В 1953 году после смерти Сталина вернулись в Смоленск. Недолго пожили и уехали за хорошими заработками в Мурманск. Родители устроились работать на горно-обогатительный комбинат: мать – старшим экономистом, а отец стал депутатом.
Когда вернулись из Мурманска в Смоленск, стали жить в родительском доме на Вяземской.
Этот дом сгорел в 1996 году. В нём сгорел её единственный сын… Он курил… Любимый сын хорошо рисовал. Это была не единственная в её жизни смерть.
Мать умерла в 1995-м году, отец – в 2000-м, в 97 лет.
Муж заболел раком, слёг. Елизавете Петровне пришлось работать дворником за двоих: на своих двух участках и на двух участках, оформленных на мужа. По словам женщины: «Все успевала. И за мужем лежачим ухаживала». В 2010-ом любимого мужа не стало.
Вот так она осталась одна. «Все мои на Лубне похоронены…», - вздыхает женщина.
Из родственников остались двоюродная сестра, двоюродные племянники и родная племянница. Видятся они редко.
Просим показать фотографии родных.
Е.П. ошарашивает нас своим ответом: «Я вот три дня как порвала все фотографии. Все до единой. Потому что, вот тут умер сосед. Когда выносили все, фотографии валялись от самого дома до помойки. И люди по ним ходили... Падали фотографии. И я вот порвала, не надо, чтобы это... Вот одна осталась, мне там 47 лет. Я теперь умру тут».
Колено женщины изуродовано грубым шрамом. Она перенесла операцию на коленном суставе. Даже врачи в местной поликлинике удивляются, что так криво зашили ногу в Федеральном центре травматологии.
У Елизаветы Петровны на этот счет своё мнение: «Тот, у кого денег в кармане: туда-сюда, туда-сюда, тому сделают косметический шов. А тут скажут: подумаешь – «легенда тюрьмы», да чёрт с ней! И расшарашили!».
После операции нога постоянно болит. Ходит она с трудом. Два раза неудачно падала. Врачи советуют не напрягаться и больше лежать. Женщина сетует: «Был бы жив муж. Он бы и сварил, он бы…».
Врачи настаивают на второй операции, теперь на тазобедренном суставе. Но она уже не будет её делать: некому ухаживать за ней. До туалета из её комнаты 12 метров. Кухня ещё дальше. Придётся покупать в комнату мини-туалет. Е.П. снова вздыхает: «На мою пенсию, какие тут туалеты покупать!». В остальном на здоровье она не жалуется: и сердце, и печень в норме.
Вот так и живёт одна. Три года не выходила в город. Ремонт сама сделала, соседка помогала. Сама стирает, моет в комнате полы и готовит. Соседи только кастрюльки из кухни приносят и ходят в магазин за продуктами.
Рассказ Е.П. полностью захватил наше внимание. В ее голосе нет отчаяния. Эта харизматичная женщина излучает жизнелюбие.
Спрашиваем: «Как вам это удается? Вы потеряли всех близких людей, остались одна на старости лет? Как вам удаётся жить и радоваться жизни?»
На что она отвечает: «Я вот говорю всем тут, своим соседям. Если с кем-нибудь бы такое случилось, вы б не выжили. Вот не выжили бы вы! А я вот выживаю… Так они приходят все ко мне. Не зарастёт народная тропа. Как к Ленину ходили ходоки, так ко мне сейчас все приходят… Про меня вообще говорят: ты не Елизавета Петровна, ты наша «легенда»… У меня позитива много».
С блеском в глазах Елизавета Петровна вспоминает север и свою молодость.
Рассказывает, что, окончив политехнический в Мончегорске, работала технологом в порту. «Сколько там мальчиков! Ох!», - мечтательно вспоминает она порт.
Её широкая улыбка обнажает отсутствие передних зубов.
Она заливается смехом: «Етить твою мать… В молодости все завидовали моим зубам и моим ногам. Про мои ноги мальцы даже песни сочиняли, на гитаре. А сейчас же, блин…»
Показывает рукой на уродливый шрам на ноге.
Продолжая заливисто хохотать, вспоминает, как пришла оформлять пенсию: «Что-то у вас, Елизавета Петровна, стажа так мало. Я говорю, я ж жила там, где военные! У меня первый муж военный был. По воинским частям ездила. И любовников было много! А они же не пишут стаж в трудовую книжку. Это я по собственному желанию…»
Её пенсия – 9000 рублей. Этот факт Е.П. не печалит, она гордо заявляет: «Я что захочу, то и куплю. Захочу, пиццу закажу. А что! Мне хватает». Показывает рукой на небольшой плоский телевизор, его она тоже купила со своей пенсии.
Нам стало интересно узнать про личную жизнь этой невероятной женщины. Оказывается, её первый муж был капитан. Второй был прапорщик. Его звали Михаил, и это была любовь с первого взгляда.
Е.П. ещё больше оживляется и начинает рассказывать: «Он приехал в командировку к нам в Североморск. И тут какой-то сабантуй, и я познакомилась… Я, как увидела его, как станцевала с ним… Я и мужа забыла, и всё. Жена у него смоленская была, а сам он белорус. Стала ездить в Смоленск к маме. Маме говорила, что надо бабушку проведать... А он уже номер в гостинице снял… Я хорошо жила. Весело. И прожили мы с ним 34 года, с Мишей».
На стенах её комнаты-камеры висят репродукции картин и детские рисунки. Откуда у одинокой женщины эти рисунки? Их приносит бывшая соседка, молодая девушка, с которой Е.П. очень близка. Именно эта девушка помогла получить квоту на операцию на колене. А её 8-летний сын Семен называет женщину бабушкой.
Елизавета Петровна вспоминает, что пока была здорова, то и работала, и детей соседских нянчила. Работала она дворником в этом же доме. Хорошо работала. Грамоты получала. Все их порвала вместе с фотографиями...
Отрывок из нашей беседы: здесь Елизавета Петровна рассказывает про работу дворником и не только.
На небольшой книжной полке стоят книги. У отца Елизаветы Петровны когда-то была богатая библиотека, он собирал её с 50-х годов. Сама она очень любит Лермонтова. Говорит: «Если депрессия, то читаю Мцыри».
Просим её почитать что-нибудь вслух. Это просто невероятно!
Она начинает декламировать стихотворение Асадова, которое помнит уже много-много лет.
Иногда летом она всё же спускается со своего третьего этажа, превозмогая боль в суставах. Когда все вокруг «в скорлупе своей», «у всех какое-то настроение плохое, негатив», она старается рассмешить своих соседей. Как «Императрица Елизавета» выходит она к лавочке у подъезда. А соседи зовут её просто Лиза, эту женщину с молодой душой.
Прощаясь с нами, Елизавета Петровна снова шутит: «Ну вот, все перефотографировали! Если увидите, где какие изъяны, приходите делать ремонт!»
P.S.
Когда статья уже была написана, я снова побывала в доме-тюрьме. На этот раз с экскурсантами. Этот необычный дом с историей уже давно входит в число объектов показа одной из моих экскурсий. Я люблю показывать смолянам необычные места нашего города. Мы остановились на просторной лестничной площадке первого этажа, возле неприметной двери. Каково же было моё удивление, когда эта дверь распахнулась, и за ней оказался ещё один узкий длинный коридор.
Для меня было сюрпризом, что на первом этаже общежития тоже есть жилые комнаты. Я думала, что это технический этаж.
Но ещё большей неожиданностью для меня стали комнатные цветы на окнах в этой части бывшей тюрьмы. И – вы не поверите – чистый ухоженный туалет! После всех остальных увиденных санузлов (а жильцы этого дома показывали их нам в первую очередь), в это действительно трудно поверить.
На кухонном окне здесь тоже растут цветы. Плиты и раковины общего пользования сверкают чистотой
А знаете, кто следит за этим порядком? Женщина, которой 83 года. Взять интервью у Аллы Георгиевны у меня, к сожалению, не было времени. Но! Я успела узнать главное! Как ей в такие годы удаётся сохранять бодрость духа и ясность ума?! Все очень просто. У Аллы Георгиевны есть одна, как она выразилась – «болезнь»… Она обожает разгадывать кроссворды. Ответы на самые трудные вопросы она находит в толстой энциклопедии. А ещё, она любит читать газету «Никольское кольцо».
Тут как нельзя, кстати, вспомнился любимый Булгаков с его разрухой «не в клозетах, а в головах»…
Часть вторая: Мистика и реальность.
Дарина Малиновская
Ежедневно наблюдая одно и то же, становишься невнимательным и равнодушным. Ты самовольно предаешь забвению то, что когда-то любил. Например, эти улочки. Ты перестаешь видеть красоту в обыденном, магию в привычном. И кажется, что это забвение есть спасение тебя от серой действительности, когда все происходит наоборот. Мы наделяем вещи смыслом, а помогают нам в этом люди. Ведь без истории чашка – это просто чашка. Она стоит и кажется совершенно простой и обычной. Но человек, который является её владельцем, невзначай, наливая туда кипяток, проронит: «А помню, что эту чашку я возила по всем городам. Мне её мама подарила. Она видела больше, чем среднестатистический россиянин. И чай из неё какой-то особенный. Попробуй». И всё: это не просто вещь, а целая история, часть жизни другого человека, в которую ты окунаешься с головой.
А что, если это будет целый дом? Вы когда-нибудь задумывались об этом? Я тоже нет. А ведь это любопытно. С такими мыслями я взялась за этот проект. Дом-тюрьма. Звучит многообещающе. Дореволюционное здание, главный корпус Смоленской губернской тюрьмы. В нём живут люди.

К своему стыду до проекта я ничего не слышала об этом доме и совершенно не обращала на него внимания. Как оказалось, зря. Ведь после знакомства с ним мой мир уже не будет прежним.
Я нашла комичным совпадение, что отправились мы туда на святки. В эти дни от Рождества до Крещения наши предки гадали и ходили колядовать. Далеко ли мы ушли от языческих обрядов? Едва ли, изменилась лишь форма. Мы гадали между собой: каким будет дом-тюрьма? Что за люди здесь живут? Есть ли отпечаток прошлого на жизни людей настоящего?
А колядовали мы не за пряники и прочие сладости, а за бесценные истории об этом месте и их жителях.
Первое, что я увидела, нараспашку открытая дверь, из которой лился свет. Не думала, что дома бывают настолько гостеприимны. Бегло осмотрев фасад этого здания, я сделала вывод, что сходство с тюрьмой минимальное. Или я просто не знала, с чем сравнить?
Дом, как дом. Я силой пыталась дорисовать в своём воображении решётки, заключённых и суровых надзирателей – всё тщетно. Магия куда-то улетучилась, и я быстро сделала вывод, что не стоило преисполняться пустыми надеждами.
Мы знаем, что порой внешний вид бывает обманчив. И это был как раз тот случай. Мы зашли внутрь, и я была потрясена. Да, я до сих пор не могла представить решётки и колонны заключённых в одинаковых робах, но фуршет дореволюционной России спокойно.
Словно в мультфильме «Анастасия» во время исполнения главной героиней всем известного вальса, мой разум рисовал светский прием. Много света и людей. Мужчины во фраках, женщины в нарядных туалетах.
Всем весело, и они кружат, кружат в бесконечном вальсе. Кто-то спускается по этой роскошной лестнице, чтобы поздороваться с нами, как со своими давними знакомыми и вместе взять аперитив, который предложил нам учтивый официант.
Моё видение пропало от резкого звука захлопнувшейся двери. От того великолепия, что рисовало моё воображение остались лишь стены да лестница. Все изрисовано и имело странный запах. Мы проходили по этим величественным лестницам пролет за пролетом, пока не оказались на самом верху. Один вопрос бесконечно преследовал меня. Почему? Почему всё так? Нам строят отвратительные дома, без души и с максимумом экономии, когда вот такие произведения искусства строят под тюрьмы, потом медленно превращают в общаги, следом в бараки, а потом в зарастающее деревьями здания, которое обхаркивают прохожие.
«Фу, стоит страхолюдина, ну и что, что памятник архитектуры, снести бы его к черту» – подумает прохожий. И его снесут. Поставят очередную бездушную коробку, в которой будут жить люди, даже не подозревая, какой чудесный дом был раньше!
Вот самый верхний этаж. Робко, по деревянному полу мы заходим внутрь правого крыла. Узкий коридор, освещённый несколькими лампами, которые видимо поставили недавно, открывал нашему взору огромный фронт работ. Мы проходим дальше и боковым зрением я невольно замечаю открытую дверь на кухню. Видимо, роскошная лестница и огромное фойе не последний сюрприз, который приготовила нам старушка-тюрьма.

Прозаично, но там привлекло меня окно. Вы скажете, что такого в обычном окне? Там был собор. Весь город в огнях. У меня перехватило дыхание. Я подошла ближе. Это самый лучший вид на Смоленск, который я могла бы увидеть. Настолько выгодное расположение.
Величаво стоит наш собор, а вокруг него умопомрачительные урбанистические пейзажи, красоту которых сложно переоценить. Это нужно увидеть самим.
А вот и мой первый житель! Он пригласил нас к себе в комнату и рассказал нам свою историю. Он улыбался.
- Расскажите, кем Вы работаете? Уже здесь нашли работу или до переезда работали?
- Прессовщик, прессую бумагу. Нет, здесь уже нашёл, да.
Он продолжал улыбаться и с интересом смотрел на нас.
- Расскажите откуда Вы, есть ли семья, как Вы попали сюда?
- Ну мы развелись и всё, уже разошлись. Десять лет прожили, детей нету. Она в Озёрном. Я сам смолянин коренной, здесь всегда жил. Нравится город. Хороший город.
Житель немного задумался. Наступило неловкое молчание
- А здесь с соседями как? Общаетесь?
- Да, общаемся, нормальные соседи, мировые!
- Вместе праздники отмечаете, собираетесь?
-Н у отмечаем, собираемся. - Он снова улыбнулся. - С тем крылом мы не так общаемся вообще-то. Мы тут больше, сюда. Мы сюда и кухней прикреплены и всё такое.
- А вообще драки тут бывают, склоки? Всё же общая кухня.
- Не, на кухне нет, не, такого нет. Токо шо горячей воды нету и душа нету.
- А вы что-то знали про этот дом до того, как переехали сюда?
- Ну я знал, что это женский дом-тюрьма, но не думал никогда, что попаду сюда. Я жил на Загорной. Был дом большой.
- Там жил ещё кто-то?
- Ну сёстры жили.
- А им где дали жилье?
-Ну одной дали туда, как красный дом, она там квартиру получила. Ну, у нее ребенок маленький.
- Прям квартиру? - ахнули мы.
-Да, у нее ребенок маленький, а вторая сестра замужем, у мужа прописана.
- А как вообще пожар случился? Из-за чего?
- Ой, не знаю как случился пожар, ничего не говорят, так и ничего и не известно. Вроде как всегда проводка. Я в больнице был, никого дома не было.
Комната выглядела аккуратно для одинокого мужчины, даже образцово. Но всё же некоторые детали вызывали у нас вопросы. Несколько телевизоров, детские игрушки...
Мы приоткрыли дверь в следующее крыло. Коридор находился в полумраке и лишь пара женских фигур виднелись возле окна.
«Вот их и спросим» - пронеслось у меня в голове. Шестое чувство мне подсказывало, что у них есть интересные истории и мне не терпелось их опросить. Как вдруг...
Словно из неоткуда на пороге появился парень. – «Вы кто? Журналисты? О, ну пойдёмте к нашей главной достопримечательности! Вы только посмотрите!»
Небрежной и резкой походкой, раскидывая руками во все стороны, он повел нас к мужскому туалету.

Коридор и так казался мне слишком длинным, и я очень разозлилась на это недоразумение. Всё может провалиться из-за какого-то туалета!
Женщины продолжали стоять, но было видно, что они засуетились. Краем глаза я оценила туалет и словно загипнотизированная пошла к женщинам.
Я была уверена, что это не просто так.
Поймам на себе пару недоверчивых взглядов, я объяснила цель своего визита.

- Это бывшая женская тюрьма была, - начала одна из них.
- Давно вы здесь живете?
 - С 96-ого года
- Как вас зовут?
 - Наталья.
- Вы переехали сюда из-за пожара?
- Нет, мне как от больницы, я работаю в первой клинической, мне тут просто комнату предоставили.
- Вот вам выдали комнату здесь в 96-м, а давать другое жилье планируют?
- Нет, мне дали и хватит. Вот что есть, в том и живём. Дом, конечно, старый. Понимаете, никто ничего не хочет делать. У нас вот отвалилось. - Наталья указала на стены и часть потолка. – Это уже сколько мы уже сами отбивали, потому что висели куски и в «Жилищник» обращались, и тут уже лет пять или сколько прошло, и никто ничего не хочет делать.
- А как вы приехали, тоже такое же состояние было в 96-м?- Нет. Вот тут иногда частенько мы сами где подмазывали, то приходили нам покрасили вот коридор, вот в синий цвет. Был сначала зелёный, потом мы сами выкрашивали, а так никто ничего не делает. Если своими силами не будем делать, то никто ничего не делает. Никому ничего не надо.

Мы замолчали. Стало нестерпимо грустно. В голове встал философский вопрос: «Мы организовываем себе среду обитания, или всё же окружающая среда создает нас?»

- Вы можете показать свою комнату и рассказать немного о себе?- Да, конечно.
Мы все вместе отправились к комнате. Вторая девушка, с которой Наталья вела диалог до нашей встречи, тоже пошла с нами.
- А вы с семьей живете?- Ну, я с сыном. Да ещё старший сын, ну сына нету, так что я с младшим живу теперь.
Она вздохнула.
- Мы переехали ещё в 87 году. Жили в Белоруссии. Потом в 90-х годах мы приехали, жили в Смоленске, в Бубново, там за Талашкино деревня такая. Ну просто я замуж вышла и осталась здесь. Родители уехали в Белорусию, а я здесь. Ну вот с 96-ого, как от больницы дали мне, так здесь и живу.
Эта комната почему-то мне запомнилась больше всех. В первую очередь из-за большой арки в стене. Она была залита бетоном и закрашена белой краской.
Именно там раньше, по легенде, были железные прутья, которые отделяли камеры друг от друга.

Мы продолжали.
- Какие были первые впечатления, когда вы сюда заехали?
 - Ну, что ни ремонта, ничего толком не делалось. Ну хоть вот сейчас светильники нам установили. Ну, вот стояки поменяли недавно. Окошки.
- А вообще какая-нибудь очередь есть, хотя бы для отписки? Они как-нибудь отписываются, что вы там 18 на очереди?
 - Нет. Та какая там очередь? У нас там в больнице раньше была очередь, мы стояли да, на очереди. Мне вот дали и всё, потом вот это началось, когда заваруха, всё, сейчас в больницах никому ничего не предоставляется, ничего нету. Люди или сами снимают или лезут в ипотеки… А вот ждём, что вот младшему сыну вот что-то достанется, а так, я вам говорю: с 96 года как въехала, так и живу.
На середине разговора мой взгляд привлекло фото на столе. Оно было с чёрной лентой в углу.
С фотографии на меня смотрел молодой человек. Моё любопытство боролось с чувством такта и всё же вопрос прозвучал.

«Кто это такой?» - «Это мой сын». Наступило молчание, и её взгляд потух. Она была уже не здесь, а где-то там, в прошлом. Вот почему она живёт с младшим сыном, старшего уже нет в живых.
Мы решили уйти.

Девушка, стоявшая в пролёте всё это время, представилась нам Яной и проводила нас в свою комнату.

- Тут дом так хорошо расположен, - начала она, - тут вид шикарный, рядом ж/д вокзал. Тут такие лестницы шикарные, большие длинные лестницы. Вот так вот сделать бы здесь хостел сдавать бы эти комнаты приезжим.
То есть и государство в минусе не осталось, и люди бы которые здесь живут тут тоже довольные были. Сейчас как говорят, возможно, стоматологическую поликлинику будут делать.

- Как? Т.е. можно тут спокойно в аренду взять? - решили уточнить мы.
- Ну не знаю, тут кто-то кому-то разрешил. Обычно нужно разрешение жильцов, а так как тут никто не прописан, поэтому никто не спрашивает. Ну мы когда хотели вторую комнату купить, у нас одна в собственности у меня двое детей разнополых. Я поехала, как там называется... На Гагарина, да? Мне сказали, что жильё маневренное и покупать здесь ничего нельзя. Я хотела расшириться, у меня комната 13 метров, мне не разрешили, здесь нельзя
Как оказалось, Яна со своей семьей здесь по воли свекрови. Для своих детей и внуков та «купила кота в мешке», а Яне ничего не оставалось, как обустраивать свою семью здесь. Купить новую комнату можно было бы, да кто теперь старую купит? Кто поедет в такое место за 800 тысяч рублей?

Время пролетело незаметно. Дом и его жители увлекали за собой. Уходить не хотелось, но мы знали, что вернёмся сюда снова.
Я ехала домой и пыталась хоть как-то упорядочить информацию. Чувство незавершённости и азарта не отпускало меня. «Странно бы было, - утешала я себя, - если бы люди, просто так, первым встречным, рассказывали что-то сокровенное. Надо время.
Моя куртка, казалось, впитала запах этого дома. Такие разные судьбы, у каждого своё горе, своя реакция. И всё же, этот молодой человек на фото... Жаль, изображение было далеко и под углом. Его лицо показался мне знакомым.
Второй вечер оказался еще холоднее и продуктивнее. Я бежала на всех парах к дому. Чувство той уверенности, с которым я заходила в дверь, лишь потом удивило меня.
Я словно стала частью дома. Многие жители уже успели запомнить нас. Мы здоровались, обсуждали погоду и наши успехи в поисках. Ещё чуть-чуть, и я была уверена, что спокойно зайду на кухню и поставлю чайник для кофе, переоденусь в тёплый халат и тапочки. Но благо мой разум победил, и в этот момент мы встретили молодого человека, который охотно поделился с нами историями.
Признаться честно, мне было холодно на него смотреть. Тренчкот расстёгнут, как и несколько пуговиц на рубашке. Даже если только что он вышел из машины, всё равно. Как ему не холодно?
- Как вы сюда попали?
- Я родился здесь, в этом доме.
- А сколько здесь ваши родители живут?
- Живут они ну тоже много, лет тридцать может.
- А как родители попали сюда? Как Вас зовут?
- Всеволод. Вообще здесь давали комнаты от ЖЭУ, тут было ЖЭУ на первом этаже. Они там работали. Сейчас ЖЭУ переехало, и вот так вот эта комната уже попала к нам.
- А сколько вам лет?
- Мне 20 лет
- А чем вы занимаетесь, на кого вы учитесь?
- Я учусь в строительном колледже.
- С соседями общаетесь?
- У нас все хорошо, у нас дружный коридор как бы.
- А вы где живете?
- На последнем этаже, на крыше.
- Как вы планируете своё будущее?
- У нас есть и дача, и загородный дом, но всё есть как бы…
- Вы тут привыкли…
- Ну да привыкли, конечно, и близко, и вид красивый. Нормально, бывает и похуже живут, жить можно здесь.
- Бывают наркоманы, бывают и запойные на разных коридорах. Всего хватает и милиция здесь бывает, ну всё как и везде. Здесь пожар был однажды. Покрышки горели, на втором этаже вот тут вот. ЖГЛИ ПОКРЫШКИ
- ПРЯМО В ДОМЕ?
- Вот здесь, вот здесь было десять лет назад, может больше. Тогда всех эвакуировали на улицу.

- Отмечаете праздники всем этажом?
- Отмечаем, по разному. В комнате отмечаем, живём тихо и спокойно. Все работают, занятые. На праздники и встречаемся.

Этот молодой человек задал нам настрой, и мы пошли дальше изучать дом. В одном из коридоров то и дело из комнаты в комнату выходил мужчина. Он деловито подошёл к нам и сказал, что знает всё про этот дом. Только нам нужно проследовать за ним, в его комнату. В коридоре и правда было шумно. Имя и некоторые детали он попросил изменить, и вот какую историю он нам рассказал.
Павел – владелец одной компании в Смоленске. У него есть жена и ребёнок. «Мы просто поругались. Вот есть у меня тут комната, я тут живу иногда».
- Чем я могу вам помочь? Я здесь не с детства. Я сам из другого места, как и мать моя. На первом этаже было домоуправление в каком-то там году. И моя мать получила тут комнату, она тут самая большая. Это перегородка. Что вам именно интересно? Я даже под домом этим копал. Под домом под этим находится котельная, т.е. когда тут находилась женская тюрьма, вот эти стены, тут между стенами находится промежуток отопления и здесь все отапливалось обычной котельной. Т.е. они отапливали как обычно дровами.

- А в подвал можно спуститься? -загорелись мы

 - Можно, только я не знаю, как вы туда спуститесь на самом деле. В 1923 находилась здесь тюрьма. Вы тут сидите на месте тюремной администрации, вот именно в этой комнате. Квартира, в которой я живу, тут самая большая, вот здесь вот не было натяжных потолков, тут двп сделано. Здесь была одна большая комната, тут мой батька сделал эту комнату. Меня здесь прописали.

Оно было сразу тюрьмой, она пробыла потом гостиницей, а потом стала вот эта реставрация. Стало ведомственное жилье. Сюда людей заселяют из-за того, что у тебя нет прописки или погорельцы. С одной стороны, может, вы видели есть бункер маленький, мы были ещё маленькими и начали копать за карамельки и докопались до какого-то бункера. Там под домом есть какая-то дырка, ну и оказывается, что они отапливали как-то там дом. Ну я сам не сантехник, не понимаю, как они так отапливали дом, мы просто докопались и просто на самом деле помещение огромное. Справа помещение, слева помещение. Но я не знаю как туда спуститься.

Вы туда не спуститесь. Вот мы приехали с женой сюда, взяли ипотеку, привезли какие-то вещи. Пока там шёл ремонт, пока мне шпаклевали стены, делали, я говорю: Софи, давай здесь переночуем три-четыре дня и будет у нас хорошо. Вот видишь тут гвоздь торчит? Тут висела картина, сейчас её покажу, большая икона. Я купил её у какого-то алкаша, сейчас покажу икону эту.

Наш собеседник ушёл в глубь другой комнаты, чем-то шуршал и гремел, но икону найти так не удалось. Мы стали слушать дальше.

- Короче, здесь висела икона. Наша большая картина, я заказывал с ребёнком тут висела. А потом мы икону повесили. Ну не смог я с ней на одном диване спать, решил на матрасе. И я короче не понял, тут какие-то специфические вещи происходят.
- То есть тут есть мистические истории?
- Не то что есть, а до сих пор! Вот до сих пор сплю, закрываю все двери. Я не могу понять, тут есть какая-то ерунда, не могу здесь спать спокойно! Вот просто! Ощущение, что кто-то вилки роняет, ещё что-то. Ну я понимаю, что не дурак же. Повесили икону вместо картины. Вы представьте вес картины и вес иконы! И в первую ночь икона падает! И у меня жёнка подрывается. Она сама боится этого всего. Ну просто смотрит здесь, тут нет ничего, и я сам не понимаю. А оказалось икона упала. Я на самом деле не суеверный, но... Сами понимаете. Ночью, когда деревянными ложками бьют, жена просыпается, спрашивает: «Это ты бил?» и я такой нет. «Ты думаешь, я дурочка?» и она не хочет здесь жить. Тут аура страшная, непонятная, не хочется здесь жить. Я думал, что, может, родственники умершие приходят на ребёнка посмотреть. Я не знаю.
- А другие жильцы говорят, что тут ничего не происходит.
- А какие другие жильцы? Они поддадут, и даже если у них что-то было, то они проспят этот момент и ничего не увидят. Вы заходили в другие комнаты? Там мышей… Я тут травлю всех. Единственное, что остаётся делать с этой комнатой, иногда приезжать ночевать. Я Вам помог хоть чем-то?
- Да, спасибо большое! - и мы спешно покинули комнату. Время начинало поджимать.
На кухне было немного ребят и молодой человек с гитарой. Я решила, что ещё на одно интервью у меня точно хватит времени.

Снова затянул меня дом-тюрьма в свои сети.

Молодой человек оказался начинающим поваром! С детства он увлекался приготовлением пищи, смотрел как мама готовит и решил: «Почему бы не попробовать?»

И начал увлекаться. Перечисляя свои умения, я к своему стыду осознала, что половины этих блюд я не смогу повторить. Этот факт вызвал у меня смущение и в то же время чувство гордости за молодого человека.
- А ты тут с рождения живёшь?
- Ну получается, да. Ну уже привык. Уже все как свои. Конфликтов нет особо.
- Была ли тут какая смешная история? Не вы покрышки жгли? - отшутилась я.
- Не, не, покрышки мы жгли не тут, - отшутился он в ответ. - Смешных историй тут было много. Сидели с друзьями тут же на кухне, стало скучно и решили выйти в подъезд поговорить подумать. Смотрим голубь залетел, мы начали его ловить втроем, ну по пятндацать лет оболтусам. Ну поймали, что. Потом подходит мужик и спрашивает: «Зачем голубя поймали?» Ну, а что ему ещё делать, умрёт ещё. Ну тут много чего веселого было. Сидели в подъезде, семечки грызли, кулёк был, само собой, не пачкать же подъезд. Выходит женщина, смотрит, вот кусочек небольшой шелухи на полу, она с четвертого этажа выходит. Я смотрю она выходит с мужем. Выходит: «Что вы тут мусорите?» - «Ну мусора тут практически нет» - «Ну, вот одна шелушинка». И я такой подниму, выброшу, что тут такого, но «сам факт, я не хочу этого здесь видеть!».
Нас то и дело заглушали дети, которые катались на самокатах и во всю тараторили. Вдруг послышался грохот.
- Ну вы аккуратнее, вы что, сковородкой ещё в лицо плюньте, - сказал мой собеседник в сторону разбаловавшихся ребят.
- А как тут у вас с дистанционкой? Хороший интернет?
- Ну у нас вайфай дома, а так тут Интернета нет, тут стены толстые. Интернет тут ловит очень плохо. Тут только возле окна – самое тонкое место.
- Какие планы на будущее?
- Отучиться. Идти устраиваться по профессии, либо в заведение: в кафе, ресторан, дальше продвигаться как-то по жизни.
- Ну, а мистика есть тут какая?
- Ай, мистика, ну кроме исчезающих бутылок! А так тут мистики особо нет. Не, ну то, что тут была бывшая женская тюрьма это одно, но кто-то говорил, что видел призраков, но мне лично не попадались. Про призраков вот друг мой в соседнем крыле живёт, говорит как-то шёл с учебы, ну он меня на 2,5 года старше меня, уже поднялся на наш этаж, оборачивается назад, показалось, что что-то услышал и мельком он увидел силуэт женщины в платье. Я думаю, ну ё-моё,ну не может быть, чтобы ему показалось.
- А в каком платье, в старинном?
- Ну платье да, в старинном. Где-то 18 века, говорит.
- А тут говорят что-то в подвале есть интересное?
- Тут? Нет! Трубы, газ, вода, лягушки.
На прощание молодой человек сыграл нам пару мелодий, и я нехотя побрела домой.
От одной мысли, что всему приходит конец мне становилось дурно. Ведь там столько всего интересного и неизведанного! О, у меня сейчас был эффект дежавю. В народе говорят, что если подобное происходит, значит ты правильно живешь. Мне приятно думать, что это так.

Вернувшись домой, я снова стала перекладывать с полки на полку информацию. И тут я вспомнила! Мой знакомый! Я совсем про него забыла! Пару лет назад мы вместе работали над одной коллекцией. Он расписывал на заказ джинсовки, а я отшивала модели. На общих интересах и сошлись. Тем тёплым летним вечером мы оба задержались на работе и решили прогуляться и поболтать. За свои годы он успел пожить в двух столицах и покрутиться в интересных местах.

Интересно, как он сейчас? Как стыдно! В последний раз мы виделись в кафе, он делал божественные сендвичи! Надо позвать его на ланч и все обсудить.

Я захожу на его страницу. Я вижу фото. Вот он – Денис, сидит на столе, а сзади него та самая замазанная арка белой краской и бетоном. Я не могла поверить увиденному.
Тот молодой человек на фотографии с черной лентой был он.

Ошибки быть не могло. Под его фото слова соболезнований и скорби. Его не стало весной.

Я помню, как он купил свою первую швейную машинку и решил научиться шить. Как я восхищалась от его сторис в инстаграм с идеальным видом на собор и ломала голову, как люди находят такие атмосферные места жительства? А оказалось, что это дом-тюрьма. Случайно ли мы выбрали этот дом или он нас?
По моей коже пробежал холодок. Я думаю, на сегодня хватит историй.
Часть третья: Рассказ самого дома.
Слушайте сказку от Евгена Гаврилова.
Этот дом - хранилище стольких судеб и тайн...
Ждите продолжение!
Тексты: Дарина Малиновская, Светлана Глухарева, Евген Гаврилов
Фото: Евген Гаврилов, Светлана Глухарева
Made on
Tilda